Эль Стравински - Имеющая право молчать

– Каира, пойди сюда, – скрипучий голос мастера отвлек меня от грустных воспоминаний, – смотри как меняет цвет раствор ртути и апейрона. Дум Ловат будет доволен. Наконец-то сможет посадить сад на том заброшенном участке.

– Мастер, а почему без апейроновых смесей ничего не растет и не дает плоды? -я уже ни раз задавалась этим вопросом и вот подвернулся случай спросить.

Многие века ни в одном уголке Триумвирата без апейрона невозможно было вырастить ни травинки. В пустынных землях росли лишь колючки да редкие кусты ямшы. Из-за этого многие жили впроголодь и даже умирали голодной смертью. Вопрос выживания всецело зависел от апейрона. Гильдия фермеров нуждалась в бесперебойных поставках магических удобрений и каждый кристалл был на вес сотен жизней. Только ради этого стоило трудиться на копях. Да, это была повинность, от которой не так легко откупиться, но хотя бы осознание того, что от нашей работы зависит жизнь целой страны, кое-как сдерживало голодные бунты шахтеров.

Мастер отставил колбу в сторонку и собрал с пола горсть песка.

– Видишь какая сила в каждой крупице, – пересыпая песок из одной ладони в другую сказал Браг, – но она дремлет, ждет своего часа. Апейрон же дает возможность этой силе пробудиться, пробиться сквозь все преграды росткам новой жизни. Апейрон – это и есть сама жизнь. Песок и апейрон – все, что осталось от древнего мира.

Старик замолчал и, казалось, глубоко погрузился в недра своей памяти. Как ни странно, в пространных речах мастера всегда был заложен глубокий смысл (для меня часто граничащий со старческим бредом). Правда понимала я его не сразу и не так глубоко, как хотелось бы. Пришлось смириться с этой стороной обучения. Вот и сейчас ответ для меня так и остался загадкой. Или от измотанности я просто туго соображала?

Хвала Изначальным, этот день близился к концу. Всегда после ритуалов в Дахме, я чувствовала огромную усталость: и физическую, и ментальную. Работать с апейроном было не так-то просто, как могло показаться обывателю. Погребальные начертания всегда были уникальны и неповторимы. Каждой душе требовалось что-то свое. Путь души через Вечную Реку не прост, и только служитель Дахмы мог его хоть чуточку облегчить. Прикасаясь к ритуальным апейроновым чернилам, я как будто входила в легкий транс. Ничего не существовало кроме потока чистой магии апейрона, которая вела меня по лабиринту пути души и непроницаемой тишины. Возвращалась к реальности я, только когда начертания были закончены. Иногда сама удивлялась своей сосредоточенности и смыслу диковинных рисунков, который по наитию вкладывала в каждый завиток.

На сегодня из дел оставалось лишь наведаться к фермеру Ловату и отдать заказанные «удобрения» для сада и полей. Наш шахтерский городок Лавара был не большой, серый и неприметный. Кроме наличия единственного уцелевшего места рождения апейрона и полу-высохшей Оранжевой реки, похвастаться было особо нечем. Большинство построек остались еще со времен Первого Триумвирата – косые-кривые, как и их жители. Но позволить себе даже столь непритязательное жилье, могли только довольно зажиточные горожане: магистрат, надзиратель и опорники шахты, канцеляристы, да расквартированные палладины. Остальные же ютились в так называемых песчаных трущобах. Отработанные воронки из шахты складывали друг за дружкой, стараясь минимизировать зазоры раствором песка и речного мула – это и был каркас трущобных жилищ. Они больше походили на пчелиные улья, чем обычные дома, но, тем не менее, хорошо сохраняли прохладу летом давая защиту от песчаных бурь и пропускали достаточно света зимой, через узкое отверстие наверху, сохраняя при этом тепло. Дальше кто как мог облагораживал ряды одинаковых воронок: цветные лоскуты ткани, натянутая веревка для белья, камни и пустынные колючки. Вот тот немногочисленный арсенал, с которым удавалось создать некое подобие уюта. Всегда удивлялась смекалке и творческой импровизации местных жителей.

Захаживала я в песчаные трущобы с мастером Брагом частенько. В травниках и лекарях нуждались практически каждый день. Антисанитария, отсутствие воды и крохотная территория, при таком количестве народу, не могли не вызывать вспышки различных болезней. Благо, народ у нас был выносливый и крепкий. Редкая болячка могла нанести серьезный урон.

Неспешно передвигаясь по тенистой стороне улицы, поглощенная невеселыми мыслями, я натолкнулась на весьма неприглядную картину. Возле трактира стояла Имани (моя близкая подруга) и довольно громко бранными словами покрывала мужчину в далеко не трезвом состоянии, в котором я не сразу признала дума Правета – ее отца.

– Хватит, папа, пожалуйста хватит! Пойдем домой, – Имани умоляюще смотрела, на еле стоящего на ногах мужчину. Его шатало из стороны в сторону, опора в виде стены тоже не очень спасала положение.

– Дочка, и-иди-ка ты домой, – икая выдавил дум Правет, – Я… у мне тут еще дела, – и перебираясь по стенке направился обратно к трактиру.

– Ты, пьяный идиот, думаешь я оставлю тебя здесь и дальше позориться? Бетси и Вилли нужен трезвый отец, да и мне тоже. Мама больна, а ты вместо помощи своей семье, упиваешься вусмерть, отдавая последние крохи апейрона трактирщику, – Имани была похожа на воинственную фурию. В глазах лишь застывший лед. Такую ее теперь я видела все чаще. Она как мелкий загнанный зверек храбрилась на последнем издыхании, но день ото дня это ей давалось все сложнее.

Спокойно пройти мимо было выше моих сил, хоть и помочь в подобной ситуации я мало чем могла:

– Дум Правет, погода сегодня отличная для прогулок, не так ли? Мы с Имани с удовольствием составим Вам компанию, – довольно бодрым голосом обратилась я к нетрезвому мужчине, пересекая быстрым шагом улицу.

Похоже он меня не услышал или не обратил внимания, но Имани молниеносно обернулась на мое приветствие и густо покраснев опустила глаза в пол. Засуетилась, пытаясь приструнить непослушные руки. То подходила ближе к стене, пытаясь поддержать отца, то нерешительно отходила на пару шагов назад.

Я подскочила к трактиру вслед за ней и подхватила дума Правета под правый бок:

– Ну же, Имани, помоги мне, – кивком указала я на левую руку мужчины.

Как ни странно, дум Правет почти не упирался и даже практически задремал по пути (слава Изначальным, дав нам беспрепятственно дотащить свою увесистую тушку прямиком к порогу дома). Мы с Имани молчали. Я не знала, что сказать в такой ситуации. А ей было толи стыдно, толи грустно. Ответить наверняка было сложно. Скорее и то и другое.

О слабости дума Правета к зеленому змею знал весь наш шахтерский городок. Дум давно и основательно прикладывался к бутылке. Некогда примерный семьянин и заботливый отец все чаще уходил от реальности в мир грез. Стал завсегдатаем трактира. Возможно, тяжелая болезнь жены так повлияла. Ответственность за троих детей с тех пор ложилась тяжким грузом на его плечи. Не знаю. А может я просто хотела его хоть как-то оправдать в своих глазах.