Эль Стравински - Имеющая право молчать

Шахтеры проделывали туннель вглубь земной коры, чтобы добраться до родовой трубки. Туннели строили на двух уровнях, один над другим, и соединяли их воронками. Это был долгий и трудоемкий пласт работы. Разработка места рождения начиналась на верхнем уровне. Руду взрывали уже имевшимся чистым апейроном, и она, падая сквозь воронки, скапливалась в нижнем туннеле. Затем руду собирали и поднимали на поверхность для обработки. Именно этот процесс сборки «урожая» я и наблюдала в данный момент. «Время разбрасывать камни, и время собирать камни» – для этих сильных мужчин эта глубокая фраза имела весьма прозаичный, приземленный смысл. Она каждое утро и вечер напоминала им о кровавом «долге» перед Триумвиратом, красуясь на воротах шахты Лавары.

– Папа! – наконец-то я увидела его белозубую улыбку, ярко сияющую на фоне сажистого лица. Пытаясь привлечь внимание, я активно замахала руками, стоя на носочках. Так меня было лучше видно.

Отец помахал в ответ, что-то сказал ребятам стоявшим рядом и начал подниматься.

– Лисенок, что ты тут делаешь? – отряхивая одежду спросил отец, – Я же говорил, на копях не безопасно. Нужно было меня подождать возле входа.

И еще шире улыбнувшись добавил:

– Иди я тебя обниму, надеюсь не сильно испачкаю платье.

У отца была поистине заразительная улыбка, когда он улыбался никто не мог не улыбнуться в ответ. Вот и я засияла ярче самого чистого кристалла апейрона, сильнее кутаясь в его теплых объятьях.

Уже на выходе из копий, краем глаза заметила Лиама и надзирателя Свортона. Он громко отчитывал сына и активно жестикулировал руками. Лиам же поникнув стоял и изредка что-то односложно отвечал. Точно понять, о чем разговор было сложно, но долетевшие обрывки фраз больно резанул слух и сердце:

– …и хватит общаться с этими отбросами… девок что ли мало… – мне показалось, что в этот момент Свортон, заметив нас с отцом, с омерзительной усмешкой посмотрел именно на меня, прямо в глаза. По позвоночнику прошелся цепкий холодок, напрочь стирая следы радости с лица. Предрассудки о классовом неравенстве настолько вкоренились в головах людей, что это делало практически невозможными нормальные, человеческие отношения: будь то дружба или хотя бы элементарное уважение между разными сословиями горожан.

– И так, успела проголодаться? – перво на перво отец беспокоился, чтобы я была сыта. Всегда. Со временем подобные вопросы даже не возмущали, он так проявлял заботу и любовь, к чему же мешать? Поэтому я утвердительно кивнула и еще шире улыбнулась, увидев ответную детскую радость в его глазах, на зло всяким там Свортонам. Не позволю испортить себе настроение напыщенному бюрократу-индюку.

По пятницам отец всегда готовил масляные лепешки с парвовым вареньем из особого запаса. Кисло-сладкий с карамельным нотками фрукт был большой роскошью и редкостью. Поговаривали, что сам дей Сигал не ровно дышал к парвам, приказав высадить возле дворца целый сад этого лакомства и истратив несметное количество апейрона на это предприятие. Но верю, оно того стоило. Я бы в этом саду жила.

Это была неизменная семейная традиция. Папа говорил, что парвовое варенье очень любила мама. Да и я признаться, уплетала лепешки с вареньем за обе щеки, можно сказать прямиком из раскаленного саджа, с превеликим удовольствием.

– Лисенок, не торопись. Так и несваренье можно заработать. Пусть остынут, – папа сосредоточено колдовал на кухне, умело управляя поварешкой. Я же наслаждалась мирным вечером, не спеша потягивая ямшевый чай из блюдца. Этот способ чаепития мне когда-то показала тетушка Айа. Чистая магия. Но так было действительно вкуснее.

– Я смотрю вы с мастером Брагом поладили? – между делом заметил отец.

– Можно сказать и так. У нас взаимовыгодные отношения. Я помогаю ему с обрядами в Дахме, он учит – бытовому обращению с апейроном и разными травами. Возможно, однажды удастся открыть собственную практику, – деловито заявила я, в мечтах уже красочно представляя собственную мастерскую и желательно подальше от шахты.

– Дорогая, я понимаю, что тебе нравиться во всем этом копаться. Но Дахма это не место для хрупкой девушки. Ты еще совсем ребенок, – папа заботливо уложил последнюю румяную лепешку на тарелку и нежно потрепал меня за щеку.

– Лисенок, я хочу тебе лучшей жизни чем беспросветная работа на фабрике. Самое малое, что я могу сделать, это купить тебе свободу. Думаю, еще несколько месяцев, и ты сможешь распрощаться с этой повинностью перед Триумвиратом. Заняться лекарством или чем захочешь.

– Пап, давай пока не будем об этом, – каждый раз затрагивая тему выкупа из повинности, меня накрывала неконтролируемая злость, – Ты же знаешь, что я тебя не оставлю. Только если получиться накопить апейрон на нас двоих, и мы уедим от сюда вместе. В ином случае, я останусь в Лаваре и точка, – как он вообще мог так говорить. Отец не раз затевал подобные разговоры, но я их резко пресекала. Мне претила одна мысль, пожертвовать его свободой ради своей.

Дальше любые споры были лишними. Мы с аппетитом стали поглощать нежнейшие лепешки в сливочно-карамельных лужицах парвового варенья. В эти минуты казалось все так легко и просто. Что мы вовсе не на апейроновых шахтах, что не нужно каждый день думать о хлебе насущном, что мама рядом и мы обычная, счастливая семья. В моих мечтах так оно и было.

Ночью началась сильнейшая гроза. Громыхало так, что казалось небеса разверзлись и готовы были поглотить всю землю. Я же пребывала в плену громыхающих сновидений. Последние месяцы нормально спать по ночам мне мешали странные, а местами даже страшные сны. От этого я полдня ходила, зевая и с красными глазами. Сны забирали все больше энергии, словно выкачивали из меня по капле силы.

Манящий буйной зеленью оазис расплывался миражом перед глазами. Диковинные цветы дурманили сладковато-приторным ароматом. Я приближалась к невидимой заветной цели. А она ускользала от меня едва удавалось схватиться за ее очертания. Прекрасная картина сменялась кровавыми водопадами, впадающими в бурную реку. Она меня уносила вдаль от Белоснежного города с золотыми башенками и куполами. Уносила и накрывала с головой. Воздуха становилось все меньше. Я начинала задыхаться. Когда последние искры сознания меня покидали, сама бездна всматривалась в мою трепещущую душу большими лиловыми глазами:

– Открой последний замок…

И я просыпалась во влажных, спутанных простынях мыслей, где-то между явью и сном.

Утро выдалось на удивление свежим. Легкая прохлада остужала раскаленный и влажный песок после ночного дождя, образуя туманные, красочные облачка. Дымка ложилась тонкой вуалью у самой кромки барханов, закручивалась в причудливые узоры. Предрассветные лучики солнца разбивались о хрупкую преграду, предавая ей едва уловимый карминовый оттенок. Рассветы в Зеркальной Пустыни были поистине волшебными. Даже некоторые вельможи Триумвирата отправлялись в неблизкий путь дабы полюбоваться природным чудом. Невольно залюбовалась и я. Поплотнее запахнув грубый палантин, нехотя переместила свой взор на самый край пустой улицы. Опять эти двое опаздывают. Если задержимся еще хотя бы на десять минут, увидеть фенека будить практически нереальной задачей.