Александр Балыбердин - Накануне. Роман-событие

А вот Юрка неожиданно удивил, однажды сказав, что до всех этих «высоколобых» споров, ему нет никакого дела, и он готов согласиться с любым названием, лишь бы от всего этого, ему самому, была польза.

– И, вообще, еще не понятно, чья возьмет, – разоткровенничался друг.

– Что ты имеешь в виду?

– Не понимаю.

– Сейчас у нас 2030 год. Так?

Никита кивнул.

– Сколько ему еще осталось?

– Кому?

– Сам знаешь, кому!

Юрка и бросил взгляд в угол учебной аудитории, где привычно светился голубой огонек видеокамеры.

– Ну, еще лет пять или шесть?

Никита понял, о ком говорит друг.

– А дальше?

– Что дальше?

– Вот и я спрашиваю, что будет дальше?

– Не знаю.

– И я не знаю, – Юрка изобразил задумчивую гримасу. – Только знаю, что никто никому ничего так просто не отдаст. Верно?

Никита молчал. Политика его никогда не интересовала, и, как он думал, Юрку тоже. Да, видно, ошибся. Оказывается, товарищ о ней думал не меньше, чем о катехизисе.

– А раз так, значит, будет новая…

Юрка замолчал, предлагая другу самому подобрать нужное слово.

– … революция?

Друг хмыкнул и поправил пояс на подряснике.

– Ну, вот и подумай! Впишешься за Вятку, а к власти придут коммунисты и сразу это тебе припомнят. Так надо ли, не знаю броду, соваться в воду?

В глазах товарища блеснул хитрый огонек.

– Хлынов, Вятка, Киров. Да какая разница! С какой курицы бульон жирнее, та и лучше. Что тут непонятного?

Собственно, в этом был весь Юрка, который родился и вырос далеко от областной столицы, в одном из дышащих на ладан северных поселков, и потому на родной для Никиты город смотрел прагматично. Как смотрит крестьянин, что привез на рынок свой товар: если его купят – значит, и город хорош, и жители хороши, а не купят – да, ну их в баню!

В итоге, прожив в областном центре несколько лет, Юрка так и не обзавелся в нем любимыми местами, не прикипел к нему сердцем. В отличие от Никиты, который, казалось, наизусть, как «Отче наш», знал каждый квартал. Особенно в самой старой, прибрежной части, стиснутой с двух сторон глубокими оврагами с такой силой, что она была похожа на огромную подушку, взбитую чей-то сильной и уверенной рукой.

Четыре на пять – двадцать кварталов. Было время, когда весь город, в те годы называвшийся Хлыновым, умещался на этом пятачке. Почему-то с детства, сколько помнил себя Никита, его тянуло именно сюда. Пройтись по набережной, которая еще помнила разрушенные храмы. Полюбоваться с высокого берега бескрайними просторами, за которые город так и не решился шагнуть. Весело сбежать по улице Казанской к Трифонову монастырю. Сделать круг по Монастырской слободке, завернуть на Кикиморскую гору, с которой в погожий день можно увидеть устье Никульчинки. Спуститься с нее к Засорному оврагу и старым кузням, чтобы затем по Царевской снова подняться на главный городской холм. Пересечь Спасскую, Преображенскую и Пятницкую улицы с такими древними и близкими сердцу названиями. Свернуть у старой Устюжской часовни к Александровскому саду и до вечера бродить по его аллеям. Пока колокол Кафедрального собора не возвестит о вечерней службе.

Именно так все и было. В тот день, когда они впервые встретились. На Сретение. Кажется, это был четверг? Да, точно, четверг!

Вечерняя служба закончилась. Стемнело. Никита вышел из Трифонова монастыря и, на этот раз, решил идти домой не привычным маршрутом мимо стадиона, а свернуть и пройтись берегом Вятки. Почему? Возможно, виной тому был снег, на удивление крупный и пушистый, который всего за несколько минут превратил украшенную фонарями набережную в сказочную Нарнию. Так, что, если бы во время этой прогулки навстречу попалась пара барсуков, неспешно идущих под руку и мило беседующих о том или сем, Никита этому не удивился бы. Ну, если только чуть-чуть.

Впрочем, может виной тому был вовсе не снег, а сам праздник Сретения, название которого означает встречу. Причем не абы какую, но самую важную, определяющую, а она все еще не состоялась. Почему? Что Никита делал не так? Не потому ли, что, если он так никого и не встретил, значит, хотел чего-то другого? Неужели монашества?

Мысль показалась настолько неожиданной и, одновременно, реалистичной, что Никита вздрогнул и остановился. И как только такое могло прийти ему в голову? А что, если эта главная встреча так и не состоится, и ему суждено всю жизнь вот так, одиноко, бродить по своей Нарнии?

Навстречу попалась молодая пара, юноша и девушка. Следом еще одна. Смеющиеся, счастливые, влюбленные.

– Ну, конечно! Как же я мог забыть? Ведь сегодня Валентинов день! День всех влюбленных. Вот все нормальные люди и ходят парами. Один я … – Никита попытался вспомнить нужное имя, – … мистер Тумнус! Одинокий фавн или, проще сказать, козел. Вот это будет точнее!

Никита наклонился, зачерпнул пригоршню снега, слепил снежок, прицелился и запустил его в щит с рекламой нового автомобиля, поставив счастливому владельцу машины роскошный фингал.

– Интересно, чем провинился перед Вами этот джентльмен?

Никита обернулся. Перед ним стояла девушка в белом полупальто и берете с большим, пушистым помпоном и пыталась спрятать улыбку в шарф кораллового цвета, который удивительно шел ее зеленым глазам. Откуда она взялась? Ведь еще мгновение назад никого не было!

– Вы смотрите на меня так, словно увидели привидение! Не бойтесь! Я не привидение, а обычный человек.

Незнакомка взяла руку Никиту и попыталась согреть озябшие пальцы.

– Ну, что же Вы молчите? – девушка улыбнулась. – Ага! Кажется, я поняла! Вы не умеете говорить?

Позже, вспоминая их встречу, Никита не раз удивлялся тому, как просто и естественно все произошло. Но тогда он растерялся и все также, молча, замотал головой.

– Значит, я угадала! Вы – немой!

Не в силах перечить своей новой знакомой, Никита утвердительно кивнул и добавил:

– Зато я умею слушать.

– Это я уже поняла.

Девушка надела варежки, поправила шарф и так, словно они были уже давно знакомы, спросила:

– Куда пойдем?

Все это было похоже на сон. Добрый и светлый, но, совершенно, нереальный. По крайней мере, в том мире, в котором уже несколько лет Никита жил и с которым хотел связать свою судьбу. Не потому что в семинарии не было девушек, или встречи с ними были запрещены. Вовсе нет. Просто, узнав о том, что перед ними семинарист и, возможно, будущий священник, девушки вели себя по-разному. Одни тут же смущенно хихикали и отходили в сторону, чтобы затем выразительно покрутить пальцем у виска и засмеяться. Другие же, наоборот, с разбега бросались на шею, опасаясь, что бы никто другой не похитил доставшееся им сокровище и все, связанные с ним, перспективы.