Маргарита Гуминенко - Звено цепи – 3. Точка невозврата

Наивная девочка! Она тщательно избегала привязанностей, чтобы не страдать, когда погибает кто-то близкий, отталкивала от себя Славу Ольгина, держалась на расстоянии от остальных парней в группе. А сама прилипла к Сокольскому.

Так устроен мир: мужчина идёт за своей целью, женщина – за мужчиной. Иногда это принимает странные формы: если не идти «за кем-то», значит – «вопреки кому-то» или «чему-то». «Я добьюсь», «я докажу», «он увидит, что ошибся», «у меня будет лучше, чем у неё», «они все узнают, что я…» Длинный список мотивов для работы над собой и своим карьерным ростом. Он делает женщину активной, заставляет перебарывать инерцию, страх, робость и неуверенность.

Инге повезло. Она нашла своего ведущего. В этом человеке она ценила силу, опыт, ответственность, умение быть рядом в трудную минуту, обходиться без соплей и сантиментов, не ныть и не жаловаться. Она шла за ним, совершенно не рассчитывая на то, что он выберет её в качестве жены или любовницы. Между нами говоря, секс для женщины часто превращается в тяжёлую работу, неприятную обязанность, расплату за то, что она «не одна». И это тоже естественно, потому что никакая самка в природе не бегает за самцом. Ей достаточно согласиться на его ухаживания. Инга воспринимала половые отношения инициативой мужчины, на которую она соглашалась, или не соглашалась, в соответствии с настроением и собственными целями. Но нашёлся среди сильного пола один, который оказывал ей покровительство, не требуя в качестве платы «любовных утех». Её это устраивало. Она привыкла. Никакой Слава Ольгин не дал бы ей всё то же самое без постели.

А потом наступил момент, когда в двух шагах от дома, полного светящихся окон, она увидела тело на обледенелом асфальте, с зажатым в руке мобильником. Прежде, чем потерять сознание, Сокольский позвонил именно ей, но Инга не обольщалась. Если бы не её телефон значился в его списке первым – он позвонил бы любому другому члену их группы. Он мог вообще не понять, кому именно звонит, зная лишь, что нужно добиться помощи.

У него хватило сил сделать то, что надо. Она тоже сделала, как надо, оправдав его доверие, но в тот момент, когда носилки с его телом скрылись в недрах машины, поняла: её незыблемая вера в то, что она может избежать страдания из-за новых потерь – иллюзия. Даже Сокольский не может дать ей того, к чему она стремится, потому что само её стремление – полная чушь.

Именно в эту ночь Инга по-настоящему поняла Игоря Сергеевича Сокольского. В отличие от неё, он не искал способов избежать боли, душевной или физической. Он принимал её и делал всё, что от него зависит, борясь с последствиями. Так же он вёл себя, когда погиб его брат: принял, смирился и начал действовать. Страдание не больнее самой утраты, которая его вызвала. Если удалось пережить её – тем более, переживёшь и вызванное ею страдание…

К часу ночи приехал полковник Александр Борисович Баринцев, по привычке подтянутый – ни одной лишней складочки на форме.

– Докладывай! – приказал он без выражения.

– Подозрение на ушиб спинного мозга, – коротко ответила Инга, поднимаясь с диванчика.

– Подробнее! – потребовал Александр Борисович.

– Он позвонил, сказал, что его сбила машина, в подворотне дома, и что не может двигаться. Я сообщила остальным и привела бригаду медиков. Там мы его и нашли. Только уже без сознания. Судя по следам протекторов и положению тела, он успел податься в сторону, но там отпрыгивать некуда… – Она прикусила губу, словно наяву ощутив тяжеловесный удар тонны металла, сбилась и закончила: – Вся группа на территории, ищет свидетелей.

В то время, когда был совершён наезд, все добрые граждане пялились в экраны своих телевизоров, ожидая между первой стопкой и закуской новогоднее обращение президента. Какие уж тут свидетели? Но вслух Инга этого не сказала.

– Мотя работает с камерами наблюдения. Капустин поднял на ноги местное РУВД. Я жду, когда можно будет опросить… Игоря Сергеевича.

Сегодня ей очень не хотелось называть его по фамилии.

К ним подошёл усталый врач.

– Как он? – тут же спросил полковник.

– Разговаривает по телефону.

– Что?!

– Потребовал свой мобильник и выставил всех из палаты, – пояснил хирург. – Что вы на меня смотрите? Не знаете Игоря?

Инга напомнила себе, что Сокольский принадлежит к числу людей, способных идти с перебитыми ногами и драться сломанными руками, если это потребуется. Слова врача не означали, что всё страшное позади. Баринцев считал так же:

– Сергей Владимирович! Меня интересует…

– Его состояние, знаю, – раздражённо перебил врач, и потёр небритую щёку. – Никаких прогнозов! Рано. Судя по тому, как быстро восстановились функции нижней части тела – спинной мозг не повреждён. – Он не стал говорить про трудности диагностирования подобных травм. – Сломаны три ребра, в поясничной области огромная гематома. Больше ничего не скажу. Давайте, езжайте по домам, новый год встречать. Хотя, поздно… Уже наступил… – Не дожидаясь ответа, хирург махнул рукой и пошёл дальше по коридору.

– Оставайся здесь, – приказал полковник. – Если он в состоянии трепаться по телефону – значит, и показания даст.

Инга кивнула. В нарочитой грубости Александра Борисовича она уловила попытку скрыть страх за подчинённого. Полковник знал Сокольского гораздо дольше, чем она, и не мог не переживать. Она дождалась, когда широкая спина Баринцева исчезнет за углом коридора, и подошла к палате…

Игорь действительно, как очнулся, сразу взялся названивать по телефону. Ждать отклика пришлось долго, но он терпеливо слушал гудки в трубке, уверенный, что ему ответят. И не ошибся.

– Что тебе нужно? – глухо прозвучал женский голос.

– Я просил тебя уехать из города, – напомнил Сокольский.

– Как раз еду.

Он прикусил губу, ожидая, что она ещё скажет.

– Я хотела сделать тебе больно, – призналась Катя. – Но не знала, как. Душа у тебя резиновая, в отличие от тела. А больше мне ничего в голову не пришло.

– Катя! – Он не мог глубоко дышать, поэтому говорил тихо и с паузами. – Нападение на сотрудника ФСБ – серьёзное преступление.

– Арестуешь меня?

– Не ты была за рулём, – признал Сокольский.

– Сволочь! – высказала ему Катя, и по тону он понял, что она удовлетворена.

Сокольский отключил телефон. Спина болела до тошноты. Боль вспыхивала, даже если пошевелить пальцами. «Ты своего добилась, Екатерина Витальевна», – подумал он, не в силах испытывать ни гнева, ни угрызений совести. Мысли прыгали, он не мог сосредоточиться. Сперва подумал: «Не надо было тащить в постель женщину, моральные качества которой ты знал ещё до личного с ней знакомства». Эту мысль прогнала другая, не менее здравая: «Кем она должна себя чувствовать? Шлюхой, которую ты использовал и бросил?» «А она – не шлюха? Не шлюха… Любовница убийцы…»