Маргарита Гуминенко - Звено цепи – 3. Точка невозврата

– Почему три?

– Тот тип ухлопал бы тебя, а его и Данилу я бы пристрелил собственными руками, – кровожадно рассудил Мотя, но тут же расслабился, понаблюдал, как Сокольский делает попытки устроиться на койке поудобнее, и предложил: – Может, сестричку позвать? Пусть тебе какое-нибудь обезболивающее вкатит.

– Вот не надо! – Сокольский сразу перестал возиться и широко раскрыл глаза. – С него только спать хорошо… вечным сном. Потерплю.

– Тогда водяры?

– Боюсь, это – через труп доктора… – По губам Сокольского промелькнула короткая улыбка – Спрашивай уже.

– Ну, тогда давай, колись, – предложил Мотя. – Что там была за Катя, с которой ты ночью разговаривал, и что на самом деле произошло?

Сокольский забыл про ощущения и посмотрел на него вопросительно.

– Инга твой разговор подслушала, – пояснил Мотя, правильно истолковав его взгляд.

Сокольский осторожно вздохнул, никак не прокомментировав этот факт.

– Она правильно сделала, – ласково подсказал Мотя.

– Знаю. Катя вряд ли при делах.

– Слушай! – Вывести Мотю из себя было трудно, но возможно. – Мне плевать на твои шашни с криминальными дамочками, но не многовато совпадений на одну ночь? Сперва тебя сбивают угнанной машиной, и к этому причастна Крылова. Это ведь та самая Катя, которая секретарша покойного Горюнова? Я правильно понял? Потом в охраняемую больницу пробирается убийца со стволом и только чудом не успевает тебя ухлопать. Может, не будем ждать третьего раза?

Мотя настроился терзать шефа до победного конца, иного выбора не было. Сокольский снова осторожно вздохнул, и некоторое время смотрел в пространство перед собой.

– С наездом Катя кого-то подговорила, – ответил он негромко. – Не исключено, что нашла парня из числа бывших людей Горюнова, которых мы упустили. Своими руками она бы ничего не сделала. Но у неё не было цели меня убивать. А с этим ночным покушением… Извини, мне самому тут ничего неясно.

– Хорошо! – согласился Мотя, почувствовав, что Сокольский не намерен больше никого выгораживать. – Тогда рассказывай всё по порядку. Мне, как твоему заместителю, вести это дело, и я отсюда не уйду, пока ты не ответишь на все вопросы.

(1 января, около шести утра)

Допрос вёл Юра Капустин – тридцатипятилетний коренастый крепыш, подвижный как доберман и такой же зубастый. Никакого сочувствия к наёмному убийце, стрелявшему в его шефа, он не испытывал, что тот успел прочувствовать на своей шкуре.

Разбитая голова арестованного болела, табурет ему предоставили без спинки, прислониться не к чему.

– Меня тошнит, – сказал он.

Капустин тут же предложил:

– Бумажку дать? Поблевать, или написать чистосердечное.

– Не знаю, что вам от меня надо, – в сотый раз заныл арестант, сделав попытку обхватить голову скованными руками. Железка брякнула по носу, который успел распухнуть. Отдёрнув руки, арестант оглянулся на следователя.

– Что мне на суде предъявите? Пистолет не мой, моих отпечатков нет. В палату я заглянул по ошибке, двери перепутал. А вы на меня напали и нанесли тяжкие телесные…

Про перчатки, которые он успел выронить, со следами пороха и оружейной смазки, ему уже напомнили, равно и как про потожировые следы, оставшиеся изнутри на ткани, но парень старательно делал вид, что это его не касается.

– А с чего ты взял, что до суда доживёшь? – Капустин ринулся к бандиту, так что тот с испугу подался назад и чуть не улетел вместе с табуретом. – Для таких, как ты, тюрьма – дом родной. Прикончим тебя – и всё. Скажем: сбежал при транспортировке. Парни как-нибудь переживут выговор, за счастье хлопнуть такого урода!

И он хватил ладонью по столу с такой силой, что лампа подпрыгнула. Бандит тоже.

– Ты пойми нас правильно, паренёк, – заговорил Мотя из своего угла. – Ты жив до сих пор только как свидетель.

– И что? – переспросил бандит, косясь теперь на тёмный угол, в котором прятался коварный аналитик.

– А то! – Капустин схватил его за клок волос, выбившийся из повязки на голове, и дёрнул назад, вынудив задрать подбородок. – До суда не доживёшь! Усёк?!

– Две пули ты выпустил! – напомнил Матвей, хладнокровно наблюдая за манипуляциями подчинённого. – Кровать сломал, в полу дырок наделал. Сам понимаешь, если бы ты хоть поцарапал того, в кого стрелял – мы бы с тобой тут вообще не разговаривали. Валялся бы сейчас в холодочке, с множественными повреждениями, несовместимыми с жизнью, и биркой на ноге.

Арестант дёрнулся, но Юраша держал его крепко.

– Нечего мне сказать!

– Ну, нечего – так нечего, – вдруг согласился Капустин, и отпустил его волосы. Потом коротко двинул кулаком по почкам, сбросив с табурета. – Поднимайся! Нефиг прикидываться!

Подцепив стонущего бандита за одежду на спине, Юраша без труда вздёрнул его с пола, и брякнул обратно на табурет. И оскалился в лицо.

– Понял, урод?!

Дверь приоткрылась. Показалась коротко стриженная, белобрысая голова Инги.

– Товарищ майор! Можно вас на минуту?

Мотя бережно закрыл ноутбук и встал.

– Не шали тут, – непонятно кого напутствовал он, и оставил бандита наедине с зубастым Юрашей.

В коридоре, вместе с Ингой, ждал Слава Ольгин. На майора он уставился с таким живейшим интересом, словно видел первый раз.

– Были у неё на квартире, – доложила Берестова. – Там жильцы. Она пару месяцев, как уехала. Квартиру сдала через агентство.

– Где она сейчас?

– В Петрозаводске, – встрял Ольгин. По мнению Моти, он сейчас чем-то походил на Юру Капустина. Скажи «Фас!» – моментально кинется на врага.

– Или на пути туда, – легко перехватила инициативу Инга, похлопывая себя по бедру полосатой шапочкой. – Она там работает секретаршей у владельца деревообрабатывающего комбината. Три дня назад приезжала, взяла плату с квартирантов и сказала, что поедет обратно. Может, уже и смоталась из города.

– Ну, Петрозаводск – не Австралия, – протянул Мотя в раздумье. – Вот что! Я свяжусь с тамошней группой, пусть найдут её место жительства и покараулят, а если она появится – задержат и отправят к нам. И здесь на всякий пожарный её поищем, вдруг где у знакомых хоронится. – Он оглядел своих «бойцов» и хмыкнул в усы. – Вот что, Инга! Поезжай домой, выспись.

– Я не устала.

– Отставить, капитан Берестова! Ты уже больше суток на ногах, скоро с тебя никакой пользы не будет. – Инга мрачно поджала губы, но оспаривать такую жёсткую оценку не стала. – Слава! Ты у нас самый свеженький. Отвезёшь Ингу домой, потом поезжай в больницу. Этого мученика совести, Данилу оттуда тоже домой гони. Скажи – мой приказ. Сам оставайся там. – Мотя ткнул его пальцем в плечо. – И смотри в оба!