Наталья Антарес - Берега мечты. Том II

–Ты спрашиваешь, почему мы расстались, если так сильно любили друг-друга? – чувствуя, как болезненно сжимается мое сердце, повторила я, – потому между нами пролегала разница в тридцать лет, потому что он умирал от рака легких и боялся стать для меня обузой, но самое главное, я позволила ему уйти из-за того, что не нашла в себе смелости его удержать. Только когда он умер, я узнала, что моим мужем был Родрик Джеймс Сеймур, 19-й граф Олдридж, при жизни владевший состоянием в несколько миллиардов фунтов стерлингов и принадлежавших к одной из самых знатных аристократический семей Великобритании. Чтобы у тебя отпали все вопросы, хочу сразу сказать – я передала наследство Рода под управление трастового фонда, так что хотя я и зовусь теперь вдовствующей графиней Олдридж, миллиардершей я не являюсь. И раз уж мы наконец разговариваем начистоту, скажу тебе кое-что еще. Я пока не планирую возвращаться в столицу. Прости мам, но после всего, что со мной случилось, мне нужно побыть одной. Я какое-то время поживу в Пуэрто-Рико, а дальше посмотрю по обстановке. И я пришлю тебе деньги на погашение кредита за свадьбу, передай половину сумму родителям Алена, я не хочу, чтобы на нас висели какие-либо обязательства перед ними. Пожалуйста, позвони мне, когда папа придет вечером с работы, я хочу лично ему всё рассказать.

LXXXVI

Предоставив миссис Торнтон обещанный отгул для свидания с ливерпульскими родственниками, я частным бортом Олдриджей на другой день вылетела в Лондон, тем самым избежав утомительной необходимости деликатно отказывать превеликому множеству желающих нанести мне визит вежливости. Я оставила родовое имение на попечение Финка и армии слуг во главе с глубоко расстроенной моим отъездом миссис Девенпорт, клятвенно заверила обитателей Олдридж-Холла в исключительной стабильности будущего финансирования их заработной платы и напоследок нашла время тепло проститься с каждым в отдельности. Бен отвез меня в аэропорт Честера, и совсем скоро я уже спускалась по трапу в столице Соединенного Королевства, чтобы передать свой чемодан по обыкновению неразговорчивому Роберту и с комфортом разместиться на заднем сиденье «Роллс-Ройса». По дороге в Кенсингтон я осторожно наблюдала за водителем, и возможно, мне это всего лишь показалось, но в его взгляде больше не было той холодной презрительности, скрытой под маской учтивого обращения, которая так раздражала меня на протяжение всего пребывания в Лондоне. Похоже, Роберт тоже читал вчерашние газеты, и когда мой вызывающий явные сомнения статус подтвердили авторитетные британские издания, наконец-то признал во мне заслуживающую соответствующего отношения хозяйку. Принимая во внимание, что я изначально не собиралась ничего никому доказывать, меня по идее абсолютно не должно было заботить изменившееся поведение Роберта, но с другой стороны, мне доставляли определенное удовлетворение итоговые результаты пройденного мною пути от бесправной иностранки, выступающей постоянным объектом желчных насмешек, до пользующейся всеобщим уважением графини Олдридж. Меня слабо волновало мнение окружающих, но я искренне надеялась, что своими решительными действиями смогла остановить самозабвенное полоскание имени Родрика не только на страницах желтой прессы, но и в гостиных аристократических семейств. Он был, как никто, достоин светлой памяти, и я сделала всё от себя зависящее для того, чтобы его мятущаяся душа обрела вечный покой, хотя и не питала особых иллюзий на счет ослепленного яростью Дарена и внимающей советам герцога Рагли Кейт. Однако, в душе я все же верила, что дети Родрика не опустятся до уровня Эзри Грант, которую они так страстно ненавидели за алчность и беспринципность, и здравый смысл неминуемо возобладает над обидой.

Удивительно, но публичное выступление перед гостями Олдридж-Холла далось мне гораздо проще, чем разговор с родителями. Может быть, причина крылась в том, что в первом случае я защищалась, а во втором – оправдывалась. Меня терзали угрызения совести за намеренный обман самых близких людей, я чувствовала себя виноватой за намеченные планы надолго покинуть родные пенаты и мучилась опасениями, что скоро до отца с мамой доберутся вездесущие журналисты. Я не дождалась от родителей понимания, они были потрясены, шокированы и напуганы. Мама продолжала подозревать меня в пьянстве, отец вообще находился в полном трансе от услышанного, и мне приходилось лишь тешить себя надеждой, что моей семье нужно время на переваривание этих сумасшедших откровений, и, я, к сожалению, вовсе не в моих силах ускорить тяжелый, болезненный процесс и облегчить его непростое протекание. Я толком не спала всю прошедшую ночь, меня обуревали бесчисленные сомнения и доводили до безумия вопросы из серии «а правильно ли я поступаю?». Я то порывалась вскочить с постели и позвонить домой, то с головой закутывалась в кокон из одеяла, пытаясь спрятаться от недвусмысленно требующей однозначного выбора реальности, и до утра мне так и не удалось нормально сомкнуть глаз. Вялое, разбитое состояние существенно усугубилось по прилету в Лондон, и я ожесточенно терла слипающиеся глаза, всерьез побаиваясь незаметно вырубиться прямо в салоне представительского автомобиля. Дождливая погода активно способствовала невыносимой сонливости, и ближе к Кенсингтону я начала потихоньку клевать носом. По-хорошему мне следовало незамедлительно подняться в спальню и ничком рухнуть на кровать, но мне было жалко терять целый день на это непроизводительное занятие. Я даже не задумывалась о том, чтобы отменить назначенную на четыре часа встречу с топ-менеджментом «Aldridge Estate Group», а до этого мне еще нужно было заехать в офис к Джону Уитмору на подписание финального пакета документов, касающихся создания трастового фонда. Одним словом, дел у меня было, как говорится, выше крыши, а времени имелось в обрез, и я сожалела о каждой секунде, проведенной впустую.

Таким образом дома (а я почему-то бессознательно называла Кенсингтонский особняк домом, как, впрочем, и Олдридж-Холл, хотя совсем недавно мне ничего подобного на ум и прийти не могло) я только переоделась, уложила волосы и в угоду настрадавшемуся от нерегулярного питания желудку принудительно впихнула в себя ланч, на бегу выпила чашку крепкого чая, а затем сразу же попросила не успевшего расслабиться Роберта готовить машину для поездки в Темпл. В отсутствие миссис Торнтон домом командовала Дороти, проводившая меня разочарованным взглядом после того, как я отказалась слушать ее подробный доклад о происходивших без меня событиях, который она, судя по всему специально репетировала в надежде произвести на молодую хозяйку положительное впечатление. Служебное рвение девушки я, конечно, оценила, но слушать, какое количество соли и перца мистер Бенсон израсходовал за минувшую неделю, у меня сейчас не было ни малейшего желания. Дабы окончательно не расстраивать беднягу, я отложила доклад на вечер, но интуиция подсказывала мне, что если я и дальше буду так же стремительно гнать лошадей, вечером я моментально усну, как только доберусь до первой попавшейся горизонтальной поверхности.