Александр Сигаев - Высшая степень документальности

– Спасибо, – поблагодарил Нуллус рабочего и посмотрел вдаль.

Хотя путь и обещал быть неблизким, Нуллус решил преодолеть его пешком. Есть впечатления, которые бывают только первыми, и пренебрегать ими Нуллус не решился. Он оглянулся на поезда и подумал, какое снисхождение он испытывал к выходящим из поезда на промежуточных провинциальных станциях пассажирам и какую зависть, смешанную с непониманием, он чувствует сейчас к отправляющимся. Они бросают то, к чему он сам стремился.

Дорога объединяет людей, обладающих далеко ведущим врождённым желанием идти и приобретших по воле случая весьма ценное умение ходить. Нуллус шёл вдоль металлического сетчатого забора по серо-рыжей земле, мягкой от толстого слоя пыли, представляя точно такую же дорогу где-нибудь в пустынях. Нуллус позволил памяти загрустить по зарастающему деревьями городку и его простодушным жителям, гордящимся своей размеренной жизнью и тем, что они дружны даже с соседями по улице. Но Нуллус эту жизнь наблюдал только со стороны, оттого грусть его была коротка, и пыльная серо-рыжая тропа тем временем закончилась, и начался асфальт. Впереди показался небольшой мост, и с него Нуллус огляделся и увидел внизу реку, совсем узкую здесь, а слева и справа такие же мосты, похожие на швы на порванном рукаве. Сразу за мостом, подобно людям неопределённого возраста и занятия, стояли здания неопределённой этажности и назначения. Их было лишь по пять-шесть с каждой стороны, и, практически каждое несло на себе бессмысленное, а порой и нелепое послание, составленное из золотых букв. Первое, второе, третье. Нелепости кончились. Лучше считать нелепости, чем о них рассуждать. Нуллусу было здесь неуютно, и всё вокруг казалось временным и необязательным. Он уставился себе под ноги и шёл так, пока асфальт, гладкий, словно стекло, не покрылся трещинами. Искусная, получившаяся случайно, очаровательная простота затмила золотые буквы. Кирпич давал красный и оранжевый, асфальт был серый, но кому-то казался и светло-голубым, а невысокие деревья оставляли зелёный неаккуратными отпечатками. Большинство домов имели три этажа, высокое крыльцо и номер на синей табличке. То тут, то там прямо на улице стояли стулья, на которых спали коты, лежали шахматные доски, а на некоторых и вовсе были горшки с цветами – под такими стульями в тени непременно скрывалась небольшая лейка. Жильцы высовывались из распахнутых окон и живо участвовали в идущих внизу обсуждениях между людьми в тапочках, и изредка бросали заинтересованные взгляды на Нуллуса.

Наконец, Нуллус увидел нужный номер дома. Ступени крыльца были вышарканы и сдавлены тысячами шагов, подобно тропам христианских паломников. Эти шаги имели вес, и под этими шагами скрывались корни: и живые, и обрубленные, и сочные, и гниющие, и сухие, и вьющиеся, и прямые, и мёртвые. По воздуху разносились истории прошлого о любви, предательстве, дружбе и ненависти. И самый глубокий след оставлял шаг от первого к последнему. Люди шли домой, вспоминая, размышляя, осознавая и забывая осознанное. Они боялись потерять имеющееся, но чувствовали в себе стремление к большему. И им не нужен был новый Король, им нужен был новый El Negro Jefe, вождь. Ведь игра не должна быть игрой. Игра должна быть борьбой. Лёгкой, прославляющей преданность, призванной не доказать другим, а остаться собой.

Знакомство оказалось лёгким. Нуллус пожал ручку двери и вошёл. Наверное, из-за отсутствия света внутри было слегка мрачнее и серее, чем ожидал входящий. Не было ни цветов, за исключением небольшого и незамысловатого изображения анютиных глазок в рамке на стене, ни ковра, ни старинного изящного телефона на крошечном круглом столике. Однако сказать, что здесь было неуютно, было бы неправильно. Уж как минимум пол скрипел, да пахло свежим хлебом. В углу первого этажа сидел старик и смотрел телевизор.

– Доброе утро, – поздоровался Нуллус.

– Доброе-доброе, – старик кивнул, не поворачивая головы. – Ты видел, что они творят? Вот это бой. Я всё жду, что один из них упадёт, но это крепкие парни. Почти как в старые времена.

– Мне в тридцать седьмую, – произнёс Нуллус.

– Уплачено за месяц, считая от сегодняшнего дня, – ответил старик, достал из кармана ключ и протянул его Нуллус. – Третий этаж.

Нуллус взял ключ и поднял наверх. Он стал жить в небольшой квартире, даже не в квартире, а в комнате, даже не жить, а просто стал бывать там. До того, чтобы начать жить, было ещё далеко. Пока же Нуллус, ни на чём особо не задерживая взгляда, осмотрел новое жилище, отметив, что сестра за короткое время нашла приличную квартиру за разумную плату, выложил немногочисленные вещи и сел за стол. Ожидая прихода сестры, он достал из кармана деньги, отсчитал условленную сумму, которую сестре пришлось заплатить авансом за жильё, и рассовал две получившихся части по разным карманам.

– Старик, кто выигрывает? – прокричали на улице.

– Ты же знаешь, что выигрывает всегда тот, против кого ты ставишь! – раздался в ответ уже знакомый голос.

– Ты чего вышел? Опять же пропустишь всё.

– Всё, ухожу. Так, воздухом подышал.

Нуллус достал стакан из шкафа, помыл его, набрал из-под крана воды и залпом её выпил.

– Фух, последний раз пил воду ещё в другом городе, – усмехнулся Нуллус. – Но на вкус ничем не отличается.

Он ещё раз обошёл свою новую квартиру. Здесь была кухня и довольно большая комната с пастельно-синими стенами, деревянными столом на изогнутых ножках, стульями, кроватью и большим окном, у которого Нуллус и остановился.

«Неплохо, – подумал Нуллус, глядя на улицу, – это не проходной двор. Они здесь сидят в тапочках на стульях под окнами. И можно бы сказать, что я приехал туда же, откуда уехал, да что-то мешает. Всё-таки одни просты по воле случая, другие по воспитанию. Интересно, стулья-то хоть на ночь заносят в дом? А ведь мать даже полотенце перед окном стеснялась сушить. Пойти, что ли показаться соседям?».

Он вспомнил про покойных родителей и решил, что оказался слишком плохим сыном лишь потому, что его мать оказалась слишком хорошей матерью. Он понял это поздно и в итоге стал обычным сиротой. Ведь если плыть по течению, всё в мире найдёт свой антипод и бесследно исчезнет. Точно так же, как исчезают ненависть и чувство долга, если назвать их стойкостью духа и корыстью. Если ошибиться дважды – по разу в обе стороны – целое остаётся нерушимым, но перевёрнутым с ног на голову. Прощая Аполлону Марсия, легенду оставляют легендой. Призывая Гекату на помощь Цезарю, легенды создают.

Нуллус спустился на улицу, обошёл крыльцо, опёрся спиной на перила и принялся наблюдать, как дети собрались гурьбой на самом углу и занялись чем-то непонятным, но весёлым. Они перебегали с места на место, показывали в сторону пальцем и дружно туда смотрели. Подбрасывали в небо монетки и ловили их на тыльную сторону ладони и обменивались звучными щелбанами. А если монета падала на землю, то дети громко объявляли: