Хайнц Конзалик - Смерть и любовь в Гонконге

Затем внесли металлический котел с раскаленными древесными угольями и тоже поставили рядом. В лакированном тазу лежали заостренные бамбуковые ростки.

Чиня охватил неописуемый ужас, его глаза вывалились из орбит.

– Я ненадолго оставлю вас, – сказал доктор Мэй и отдал поклон. – Капитан Кун Лундзы – отец, снедаемый горем. Его дочь сошла на сушу – и больше ее нет. Он попытается узнать от вас, Чинь, куда она могла пропасть. Кун поклоняется старым обычаям и будет расспрашивать вас, как было принято у наших древних предков.

– Мэй! Вы не сделаете этого! – закричал Чинь. – Выслушайте меня…

– Ваши пальцы никогда не погладят нежную, бархатную кожу Лоры – вам предстоящая процедура известна, Чинь. Она еще относительно безобидна по сравнению с другими способами пыток, которых наши предки не чуждались.

– Вы не сделаете этого! – снова закричал Чинь. – Мэй, вы этого не сделаете! Это бесчеловечно!

– Разве господин Чао еще человек?

– Я не самый главный! Мне тоже приказывают!

Чинь даже взвыл. Трое мужчин освободили его от пут, но с такой быстротой и ловкостью всунули кисти рук Чиня в отверстия в балках и подкрутили зажимы, что он не успел даже попытаться оказать сопротивление. Пододвинули поближе котел с угольями, обнажили первый заостренный бамбуковый росток.

– Я назову имена… – заорал он, когда острие бамбука вонзилось ему в чувствительную плоть под ногтем большого пальца. – Мэй, я умоляю вас… сжальтесь… я только выполнял приказы других!

Росток бамбука медленно истлевал в подушечке большого пальца. Тучное тело Чиня сотрясалось, как в припадке эпилепсии, пот стекал по нему ручьями. Доктор Мэй отвел руку Куна, который стоял с зажатым в клещах раскаленным углем, и вытащил росток из-под ногтя. Уронив голову на поперечную балку, Чинь разрыдался. Он выл.

– Выкладывайте, Чинь, – спокойно проговорил Мэй. – Я не изверг, а вы – трус. Такова исходная ситуация. Выкладывайте…

Чинь продолжал лить слезы, впиваясь зубами в балку, а потом с такой силой ударил по ней головой, что сильно рассек лоб и кровь залила все лицо.

– Эта… эта газовая инфекция… создание нового наркотика… это придумали медики. – Он вдруг заговорил монотонно, словно болевой шок подействовал на него как транквилизатор. – Я к этому никакого отношения не имел… мое дело – сами акции и их координация. А кто готовил убийства… я не знаю. Имена меня не интересовали, за это отвечали медицинские эксперты. Мне только докладывали: подготовлено столько-то человек.

Мэй кивнул. Сейчас Чинь говорил правду. Ему вспомнился господин в сером шелковом костюме, который вышел из задней комнаты «Семи радостей» и которого он узнал. Двенадцать лет назад он считался в Коулуне восходящей звездой.

– Назовите имена, Чинь. Кто ведущий медицинский эксперт вашей организации? – Доктор Мэй постучал по его раздувшемуся большому пальцу. Чинь закричал от боли. – Кто отвечает за научную сторону эксперимента?

– Доктор Ван Андзы.

Мэй перевел дыхание. «Одно дело сделано, – подумал он. – А теперь надо добраться до сути. Если не Чинь замахнулся на неограниченную власть, то кто?»

– А другие? – спросил Мэй.

– У каждого свой круг обязанностей. Это называлось «секциями». Весь… весь мир был разделен на «секции»… Считалось, что впоследствии столица мирового правительства будет в Париже.

– Безумцы! – Доктор Мэй был потрясен. – О-о, безумцы…

Чинь плакал. Со слезами проливались и новые имена, он называл около двадцати имен начальников «секций», которые записал Кун Лундзы. Наконец он умолк, опустив окровавленный лоб на балку.

– Вот и все… – едва слышно проговорил он. – Я не солгал. Я был одним из исполнителей. Я лишь передавал вниз то, что мне передавалось сверху.

– А кто стоял за всем этим? Кто этот безумец из черной мглы? – спросил Мэй. – Чинь, если вы соврете, мы сожжем вам все пальцы…

– Я не солгу, – выдавил из себя Чинь. – Пусть меня даже четвертуют, Мэй, но я скажу всю правду…

– Кто?!

Мэй даже представить себе не мог, какие чувства владели Чинем, когда он произнес единственное некитайское имя:

– Джеймс Маклиндли.

Доктор Мэй упал на скамейку, словно у него отнялись ноги.

Идея, случайно пришедшая на ум доктору Меркеру, овладела им всерьез и надолго. Отговорить его оказалось не под силу никому. Даже Янг.

– О чем мы спорим? Я ради госпиталя на джонке готов хоть сутками просить милостыню, – отвечал он всякий раз. – Деньги у него несчитанные! Так почему бы и не припасть к неиссякаемому источнику?

– Я против! – возражала Янг, до сих пор редко проявлявшая твердость характера в отношениях с ним. – Он ни в коем случае не должен знать, где мы живем.

– Он и не узнает.

– Смешно! Думаешь, он даст тебе хоть цент неизвестно на что? Больница на джонке – этим для него все сказано.

– С какой стати мы должны держать это в тайне? И именно от него?

– Меня в его доме хотели убить.

– Но ведь не он же!

– А другие подробности, связанные у меня с ним, тебе неизвестны? Кстати, какого мнения о твоем плане Мэй?

– Не в восторге. Но денег-то, как ни крути, нет! Твоих долларов нам надолго не хватит.

– Я продам свое судно, Фриц.

– Посмей только! Где ты после этого собираешься жить?

– Разве нам не достаточно небольшой каюты на верхней палубе твоей плавучей больницы? Зачем нам вся эта роскошь? Нашей роскошью станут бедняки, которых ты вылечишь. Те люди, которые вернутся в свои семьи благодаря твоему искусству врача. Через три месяца рабочие перестроят джонку. Неужели все должно быть настолько совершенным и оборудованным только новейшими приборами, чтобы ты приступил к работе? А как ты это делал до сих пор? А доктор Мэй, вспомни о нем! Какая аппаратура была у него? Ничего, лечил, и все ему благодарны. А насколько – сам видишь. Как это вы, христиане, говорите? Господь Бог создал мир за шесть дней… подумай хорошенько! Почему он, великий Бог, не создал мир, прищелкнув пальцами? Повелеваю, мол: явись, мир! Нет, он тяжело трудился шесть дней подряд… будучи Богом! А ты, будучи человеком? Хочешь получить все в мгновение ока? Шесть дней труда Бога – это для тебя шесть, а может быть, и шестьдесят лет труда, если на то будет Его воля. И с этим ты должен примириться! Шесть лет для того, чтобы оснастить первый в мире госпиталь на джонке – разве это не равносильно маленькому чуду?

– Если я взялся лечить как следует, мне без аппаратуры не обойтись. Если я собираюсь оперировать, мне нужен нормальный операционный зал. А иначе какая больница?!

– Ты однажды рассказывал мне о человеке по имени Альберт Швейцер. А он с чего начинал в девственном лесу?

– Моя карта бита, – устало проговорил доктор Меркер. – Но я, кажется, говорил тебе, что я отнюдь не Альберт Швейцер. Я средних способностей современный врач, который зависит от показаний таких приборов и аппаратов, как электрокардиограф или рентгеновская установка. Я не мастер на все руки…