Чингиз Алиев - «Кто ты?». Часть 1

– Мы даже не знаем, – сказал он, – в какое хозяйство они вас пошлют. В отличие от нас, они посылают практикантов в отстающие хозяйства. Возможности этих хозяйств ограничены. Они обычно не платят практикантам. На бесплатное питание, обмундирование и прочее тоже надеяться не следует. Вообще надо рассчитывать на худшее. Тех денег, которые вам платит институт, там может не хватить. Поэтому я вызвал тебя уточнить, есть ли у тебя какие-нибудь родственники, которые могут дать тебе, ну, скажем, рублей сто?

– Родственники у меня есть, – ответил я, – и вовсе не бедные, но так сложились наши отношения, что ни они мне не предлагают, ни я не прошу у них финансовой помощи.

– Ты никогда не просил у них деньги?

– Только один раз. В самом начале первого курса преподаватель по физкультуре грозил нам, что если не приобретем физкультурную форму для его уроков, то нас выгонят из института. Ну и пришлось попросить деньги у родственников.

– Какой это преподаватель сказал вам такую чушь?

Я назвал имя и отчество преподавателя.

– А почему вы не обратились ко мне? Я быстро поставил бы его на место.

– Мы только начинали учиться, не знали, что к чему, а потом, как же не верить учителю?

– Кто тогда дал тебе деньги? Что отец у тебя погиб на войне, я знаю.

– Дядя. Он же вырастил нас всех. Но сейчас я не могу просить у него, да и вообще ни у кого помощи.

– Почему?

– У них у всех свои семьи, дети, большинство маленькие, да и какая необходимость? Ведь не обязательно, чтобы именно я поехал в Ставрополь.

– Не обязательно, но желательно.

С этими словами он дал мне бумагу и ручку:

– Напиши заявление в местком института об оказании тебе материальной помощи в связи с… – и прочее.

Взяв заявление, он сказал:

– Я сам займусь этим, а когда надо будет получать, сообщу тебе. Иди, занимайся.

То было недели две назад, а завтра будем сдавать последний экзамен и одновременно получать стипендию. Экзамены в некотором роде нарушили наш привычный повседневный уклад. Свободного времени было много, ходили куда угодно, когда угодно, а это чревато было незапланированными расходами. Там пирожки, тут мороженое, лимонады, а то и в чайхану заходили – не хотелось отставать от товарищей, и всё это привело к тому, что у меня деньги кончились давно, и я второй день был голодный.

Мне и раньше приходилось голодать, но психологическая нагрузка, вызванная экзаменами, давала дополнительную остроту этому состоянию. Я поступал по известной уже методике. Вставал рано утром, этак в шесть, брал с собой учебник по органической химии и уходил к берегам Гянджачая. На левом берегу реки, ниже химкорпуса, было огороженное со всех сторон кустарниками укромное место, куда днём почти никто не ходил. Тут же неподалеку бил родник. Вода этого родника была прохладна и вкусна. Приходя сюда, я лежал на траве, занимался себе наукой и время от времени ходил к роднику и пил много воды. И так до вечера. Приходил я в общежитие поздно, чтобы, не привлекая ничьего внимания, лечь спать.

На экзамен я всегда приходил первым. Дворница подметала территорию, какая-то облизанная серая собака мирно дремала у подножия памятника Сталину. Постепенно начали собираться сначала девушки нашего класса и кое-какие лаборантки, в чьи обязанности входило подготовить класс к экзамену, затем пришли и остальные студенты и экзаменаторы. Преподаватель наш по органической химии, в мире просто Дегли от слова «де-глюкоза», что было темой его диссертационной работы, а официально профессор Исмаилов, был очень строгим человеком. Ему было все равно, чей ты отпрыск: Господа Бога или последнего нищего – оценку он давал только по знаниям.

Рассказывают, что несколько лет тому назад он срезал на экзамене сына какого-то партийного босса. Чуть ли не весь высший свет, в том числе директор института, персонально просили его не заваливать парня, а он завалил. Дружки парня подкараулили профессора ночью, просили и так и сяк, большие деньги предлагали, грозили – ничего не помогло. Притащили его к реке, мол, если не будешь исправлять двойку, бросим в реку, а Дегли всё гнусит (он говорил в нос): «нет». Тогда эти ребята засовывают его в мешок и, обвязав веревкой, начинают опускать с моста в реку. Время от времени они останавливают спуск, спрашивают и, услышав очередное «нет», опускают дальше. Уже он наполовину торчит в воде, а всё повторяет своё «нет». Несколько раз окунают его, но, так и не добившись ничего, отпускают с богом, а парня того исключают из института. Многие денежные мешки, руководители передовых хозяйств хотели получить диплом привилегированного института по профессии их деятельности и тем самым укрепить свою позицию на местах. Такое их желание непременно наталкивалось на принципиальность Дегли, и все они были вынуждены оставить это. Некоторые особенно маститые поднимали вопрос на уровне Совета Министров или Министерства о том, зачем нужна для агронома или зоотехника органическая химия. Но это ещё больше подчеркивало их невежественность, так как программа для высших и средних учебных заведений утверждалась в Москве, а не на местах.

Как признавал сам профессор, только один человек сумел-таки получить от него положительную оценку, не зная предмета. Это был Бавро Халил. Халил – это его имя, а Бавро потому, что он был очень похож на героя индийского фильма «Байджу Бавра». Он учился курсом раньше меня, и мы все знали его. Это был высокого роста, рыхлого телосложения огромный малый с неизменным аккордеоном на спине. Куда бы он ни ходил, аккордеон всегда носил на спине, отчего казался ещё крупнее. Он был сирота. Никого на белом свете у него не было, и если бы не аккордеон, на котором в свободное от занятий время он играл в различных объектах общепита и тем самым кормился, то совсем пропал бы человек. Все это знали, в том числе и преподаватели. Поэтому, несмотря на то, что наука для Халила была тем же, что и китайский язык, ни у кого рука не поднималась лишить его стипендии, тем более выгнать из института. Так Бавро Халил дошёл до третьего курса. А на третьем курсе его величество Органическая химия.

Халил был исключительно миролюбивым и доброжелательным человеком. Поэтому он даже не обиделся, когда профессор химии выставил его из экзаменационного класса как какое-нибудь инородное тело. На следующий день рано утром, часиков этак в семь, раздается дверной звонок в квартире профессора. Дверь открывает сам Дегли в пижаме. Халил элегантно здоровается с профессором, без всяких церемоний заходит в квартиру, проходит в кухню, аккуратно снимает аккордеон, кладет его в угол и не спеша занимает самое почётное место за обеденным столом. Проснувшимся на звонок и кое-как одетым домочадцам профессора он объясняет, что «весь город, да, наверное, и вы знаете, что я круглый сирота и кое-как существую благодаря только стипендии и вот этому аккордеону. Но, поскольку аккордеон один никак не может прокормить, одеть и обуть меня, и по всему после вчерашней двойки, которую поставил мне уважаемый профессор, то бишь хозяин этой квартиры, мне стипендию не видать минимум полгода», то он, то есть Бавро Халил, считает вполне законным три раза в день приходить в эту квартиру с тем, чтобы вместе с остальными завтракать, обедать и ужинать.