Чингиз Алиев - «Кто ты?». Часть 1

С этими объяснениями он вытаскивает из кармана записную книжку и ручку и просит, чтобы сказали ему точное время обеда и ужина, дабы не опаздывать. Обескураженная хозяйка смотрит на мужа, а муж куда-то в сторону. В общем, Халила покормили. Во время завтрака он показывал завидную способность поглощать пищу и при этом почти безостановочно говорить. Он им рассказывал всякую всячину, заранее зная, что всё это нужно хозяевам как судаку зонтик, и при этом прося всё новой добавки. Напоследок он, кажется, предлагал сыграть им что-то вроде «форс-мажор» в аккордеонном его исполнении, но встретив дружный и категорический отказ, поблагодарил хозяев и был таков.

Кое-как позавтракав, профессор уходит в институт продолжать принимать экзамены, надеясь в душе на порядочность Халила – пошутил, мол, и баста. Но у Халила на этот счёт было свое мнение, и точно в указанное в записной книжке время он звонит в уже известную нам квартиру. Профессора дома не было: экзамены принимались без перерыва на обед, и дверь ему открывает жена. Он так же, как утром, элегантно здоровается и, проходя в кухню, занимает своё место за столом. Жена профессора бежит к телефону и кричит мужу, что, если он не избавит их от этого амбала, она подожжёт этот дом к чёртовой матери. Приглашенный к телефону Халил молча слушает и, так же молча положив трубку на место, покидает квартиру. Придя в химкорпус, он без очереди заходит в класс, где принимался экзамен, и, получив свою заслуженную тройку, покидает сей храм науки.

Много лет спустя я встретился с Халилом в Баку. Был летний день, на улице стояла жара. Халил шёл в зимней куртке, из каждого бокового кармана которой торчало по бутылке, заполненной молоком. Горлышки бутылок были открытыми, и брызги молока заливали полы куртки. Мы поздоровались, поговорили о том о сём. Выяснилось, что он устроился на работу в какой-то молочный совхоз в черте города, женился на женщине из того же совхоза с квартирой и, слава богу, живет неплохо.

– Ну а как со специальностью-то, справляешься?

– Какой специальностью? – искренно удивился он.

– Как какой специальностью? Ты же институт окончил и, наверное, занимаешь какую-нибудь должность по специальности, разве не так?

– Да что мне говорят, то и делаю – вот и вся специальность и вся должность, – улыбаясь, ответил он.

– Ну что же, Халил, видимо, ты кое-чему всё же научился, и, наверное, даже получше нас.

– Стараюсь, – опять, улыбаясь, ответил он, и мы попрощались.

Только отойдя на несколько шагов, я вспомнил про аккордеон. Повернулся, посмотрел. На привычном месте его не было.

– Халил, а где аккордеон? – крикнул я ему вслед.

– Продал, – ответил он, – он теперь не нужен, – при этом он похлопал по обоим карманам, в которых находились бутылки с молоком.

– Входите, – это означает, что экзамен по органической химии начался. Как обычно, я зашел первым. Положил зачетную книжку на стол и взял билет. Вопросы билета были самыми трудными. Все студенты молили бога, чтобы никому из них не попал этот билет.

– Я готов ответить, – сказал я.

Профессор долго мерил меня взглядом и показал вглубь класса, где стояли столы и стулья для того, чтобы студенты могли готовиться минут десять – пятнадцать, прежде чем ответить на вопросы билета. Я сел за самый ближний стол и стал бездельно смотреть куда попало. Так прошло минуты три.

– Алиев! – вызвал профессор.

Я встал.

– Принеси и положи нам на стол свою шпаргалку.

– Нет у меня шпаргалок, – ответил я и сел на место.

Кружилась голова. Профессор ещё раз повторил свою просьбу, добавив, что он видел, как я совал в карманы шпаргалки, когда он назвал мою фамилию.

Я молчал. Он не торопясь встал, подошёл ко мне и почти командирским голосом сказал:

– Встать.

Я встал.

– Подними руки.

Я поднял руки. Он вывернул все мои карманы, почему-то потрогал мой лоб, повернулся и пошёл к себе. Прошло ещё минут пять. За это время профессор перелистывал мою зачетную книжку, показывал ассистентам (их было двое), делал еще какие-то процедуры.

– Иди отвечай.

Первый вопрос был самым трудным. Надо было рассказать о технологии поляризации молочной кислоты, что чередовалось со сложными и длинными химическими реакциями. Я начал отвечать, однако через минуту он прервал меня:

– Ты пиши реакции, рассказывать необязательно.

Я начал молча писать. Три листа уже было исписано. По мере заполнения профессор брал лист, смотрел и передавал ассистентам. На половине четвертого листа он сказал, что хватит. Я начал отвечать на второй вопрос. Но профессор подвинул ко мне мою зачетку и сказал:

– Бери зачетку и уходи. Оценка там написана.

Я с зачеткой в руке вышел из класса. У двери стояла толпа сокурсников. Они кинулись на меня с вопросами: какой билет, как ответил, что получил и прочее. Так делалось всегда и со всеми, кто выходил из класса.

В коридоре было темновато. Поэтому я в окружении студентов продвинулся в сторону большого окна, чтобы посмотреть, какая оценка написана в зачетке. У окна я открыл зачетку, а там… десять рублей. Я схватил их и под дружный хохот сокурсников побежал в класс. Увидев меня с протянутой рукой, где краснела десятка, профессор встал и что есть силы закричал на меня, что я, такой-сякой, осмелился предлагать преподавателю взятку.

– Сейчас я тебя проучу, как предлагать взятки порядочным людям.

С этими словами он начал приближаться ко мне с зажатыми кулаками. Увидев это, я выбежал из класса и вышел во двор. Во дворе дядя Муслум поил чаем родственников местных студентов, которые пришли поболеть за своих чад. Купив некоторое количество пряников, я побежал к роднику, водою которого я утолял чувство голода. Съев все пряники, я вытащил зачетку и посмотрел. Стояла оценка «отлично».

Когда я учился в аспирантуре в Москве, находясь в городе Кировабаде, совершенно случайно встретился с профессором Дегли в трамвае. Он зашел в трамвай с задней площадки и, несмотря на наличие свободных мест, не стал садиться, а остался стоять там же, держась за поручень. Я встал с сидения и приблизился к нему. Он, заметив меня, улыбнулся, поздоровался за руку и поинтересовался моими успехами в науке.

Я поблагодарил его и спросил, помнит ли он ту десятку, которую подложил в мою зачетку.

– Конечно, помню, – улыбнулся он еще раз, – мы ведь не с неба свалились. Тоже были молодыми, тоже учились в школах, в институтах, в более тяжелых условиях, между прочим, чем сейчас. Нам ведомы и голод, и холод, и много какие, упаси бог, напасти. Так что по вашему виду я сразу понял: или у вас высокий жар, или вы голодны. Ну и разыграл я эту сцену со шпаргалкой и убедился в своей правоте. А ведь студент деньги под матрасом не хранит. Что у него есть за душой, то и в карманах. Так что не суди.