Чингиз Алиев - «Кто ты?». Часть 1

– Видите скошенную солому на поле? Ваша задача собирать и скирдовать её. Чем больше заскирдуете, тем больше получите.

Он пообещал, что приедет в субботу и привезет нам продукты, дал кое-какие советы относительно жары днём, холода ночью, а также волков, которые бродят по ночам, сел рядом с водителем и укатил обратно.

Всё отделение состояло из четырех землянок. В одной из них вместе со сравнительно молодой казашкой жила та самая старуха, с которой разговаривал бригадир. Остальные три землянки пустовали. Вблизи паслись корова и лошадь. На середине площади стояла бричка с большой бочкой, а рядом – большой чугунный тазик, прикрепленный на какую-то возвышенность. Как выяснилось впоследствии, в этом тазике готовили еду, в основном лепешки, кипятили чай, стирали, мыли посуду, а накануне больших праздников мыли голову. Всё это делалось в одном и том же тазике, который никогда не снимался, не мылся и даже не ополаскивался после каждой из этих процедур. Разумеется, о приеме пищи и чая, приготовленных в этом тазике, и разговора быть не могло.

Мы осмотрели бочку. На дне сантиметров этак в десять лежал полугустой ил. Воды не было ни капли. На наш вопросительный взгляд старуха показала на закат солнца и кое-как объяснила, что вода находится далеко и за ней она пойдет завтра утром.

Все три землянки, которые пустовали, были напичканы клопами. Они шествовали по стенкам, копошились в войлочной подстилке на полу – единственном предмете, находившемся в землянке. Мы молча выровняли небольшую площадку недалеко от землянки, принесли соломы и соорудили нечто похожее на постели. Соломы принесли побольше, чтобы в случае холода можно было зарыться в нее. Лишь бы какая-нибудь заблудившаяся техника не задавила нас. Говорят, здесь бывает такое. Рассказывают даже, что два или три раза трактор завалился прямо в землянку на головы спящих людей.

Вымотанные за весь день, мы быстро съели по бутерброду с кабачковой икрой, купленному в совхозе, и сразу уснули. Разбудил меня топот множества ног. Впечатление было такое, что скакал целый конный отряд. Посмотрев в сторону звука, я увидел множество горящих глаз, которые стремительно приближались к нам. Первой мыслью было спрятаться в землянку. Только я хотел осуществить задуманное, сильная рука Мустафаева Балабека, лежавшего рядом со мной, прижала меня к подстилке:

– Лежи тихо, не рыпайся.

Я затаил дыхание и беспомощно смотрел на приближающиеся фонарики. Большая стая огромных волков вихрем пронеслась мимо нас справа и слева, и всё стало тихо. Никто не спал. Мы вполголоса обсуждали ситуацию, в которую попали. Было абсолютно ясно, что жить и работать в таких условиях мы не можем. Я вспомнил, что этот Балабек в прошлые лета приезжал в Казахстан добровольно и зарабатывал немалые деньги, что было видно по его экипировке, приобретенной после поездки.

– Послушай, Балабек, а как ты работал здесь прошлым летом да заработал кучу денег?

Он засмеялся и сказал, что, если бы не Исаев, то есть наш руководитель, он и в этом году жил бы здесь припеваючи и заработал бы не меньшие деньги, чем в прошлый год, когда каждый делал что хотел, лишь бы были закрытые наряды в бухгалтерии.

– То есть как это?

И он рассказал, что в прошлое лето он попал в этот же район, но в другой совхоз. Так же, как в этом году, распределили людей по отделениям, а его и еще троих ребят посильнее оставили в совхозе для выполнения строительных работ. Они уже начали строить какой-то объект, но начались дожди. Дождь лил как из ведра подряд несколько дней, и продолжать строительство было невозможно. Ребята слонялись целыми днями по совхозу то там, то сям. Их заметил бухгалтер совхоза, который вел наряды о проделанных работах. Этот бухгалтер, казах средних лет со спитым лицом, пригласив их к себе, предложил им, что он, то есть бухгалтер, напишет им выдуманные работы, которые они якобы выполнили, а взамен ребята должны каждый день после окончания работы угощать его водкой и закуской, отметив при этом, что он любит закусить водку арбузом.

– Арбузы только-только начали появляться, и то в основном зеленые. Ну а нам-то что? Хочет человек арбуз – пускай, на здоровье.

Так они с утра исчезали из совхоза, то купаться, то еще куда, чтобы никто их не видел, а вечером на договоренном заранее месте ждали бухгалтера с купленной в совхозном магазине бутылкой водки и небольшим арбузом, часто ворованным с близлежащих огородов. После окончания дождей они занимались строительством того объекта кое-как, спустя рукава, но продолжали ежедневные процедуры с бухгалтером, а он писал им наряды на где-то, в какой-то степи, убранную и скирдованную солому и прочие дела – пойди проверь. В заключение он опять сетовал на руководителя, что мол, если бы не он… и прочее, и прочее. Взвесив все за и против, мы пришли к выводу, что в субботу, когда привезут продукты, мы соберем свои вещи и уедем в совхоз. Там мы поставим вопрос ребром перед руководителем: или пусть создает условия для нормальной работы, или пусть разрешает нам самим заботиться о работе, её выполнении и прочее. В конце концов, ему нужен объем выполненной работы, а не то, каким путем это сделано.

Решив так, мы пошли работать, чтобы не давать повода для придирок. Очень хотелось пить. За стакан хорошо заваренного чая я дал бы если не все, то половину всего того, что имею за душою. Работали мы молча и быстро, лишь бы забыться. Четверо носили солому с поля, двое скирдовали. Мешали змеи. Их было огромное количество. Черные короткие змеи ползали под ногами, сыпались на голову из копны соломы. Мы их не боялись, но было неприятно соприкасаться с ними.

К десяти часам уже была заложена почти половина большого скирда, а работать уже становилось невозможно. Солнце пекло как в аду, и мы прекратили работу. Мучила жажда, хотелось помыться. Поэтому, придя к землянкам, мы в первую очередь кинулись к бочке. Она стояла на месте, и, как накануне, в ней не было ни одной капли воды. Начали искать женщин. Молодая казашка сидела чуть позади землянки на небольшом выступе, а старая лежала перед ней, положив голову на её коленки. Молодая правой рукой ворошила волосы старухи, найдя вшей, собирала их в левую и отправляла себе в рот. После каждого взмаха левой руки она поднимала глаза, смотрела на нас и улыбалась. При этом из угла ее губ просачивалась кровь. Омерзению нашему не было предела. Мы отошли к месту своего ночлега, соорудили из своих одежд что-то вроде навеса и легли в тени.

Не знаю, кому первому пришла мысль о том, что ведь эти женщины тоже люди и, стало быть, без воды им также не обойтись, как и всякому другому.

– Ну и что?

– Как что? Значит, у них есть вода где-то.

Мысль была столь простой и логичной, что мы все разом вскочили на ноги. Женщины все еще занимались своими делами, и двое из наших ребят заглянули в землянку. Не прошло и минуты, как они уже притащили два пузатых примерно пятилитровых кувшина. В одном было топленое масло, в другом – вода. Масло мы спрятали под солому. Нашли освободившуюся вчера банку из-под кабачков, хорошо прополоскали, налили в неё воды и пустили по кругу. Пили не очень-то много. Сковывали сомнения о чистоте воды, но жажду утолили и легли опять кто где. Примерно через полчаса поднялся вопль двух женщин: «май гайда?», «чур гайда?», что означает: «где масло?», «где вода?». С этими воплями они подошли к нам. Соображают все же. Они махали тонкими руками, прыгали на кривых ногах, дергали себя за волосы и беспрерывно вопили свои «май гайда?» и «чур гайда?»