Чингиз Алиев - «Кто ты?». Часть 1

– Ты сможешь один постоять здесь несколько минут?

– Да.

И она ушла. Через несколько минут она вернулась и сообщила, что все в порядке. Она звонила главврачу, и тот разрешил постелить мне раскладушку у нее в комнате.

– Выпей горячего чаю – полегчает, – заключила она.

Я уже говорил, что по совету опытных людей все мы купили соломенные шляпы. Вторым предметом, который так же купили, был нож, причем не какой попало, а специальный, стоимостью в шесть рублей двадцать копеек. Он тоже считался нужным предметом в этих местах, и почти все приобрели такие ножи. Но так получилось, что я не смог купить его, а заимствовал у Керема Ахмедовича. Он каждый день по несколько раз требовал, чтобы я вернул ему его нож, но я всякий раз находил отговорки и тянул время. Почему-то я вдруг вспомнил об этом ноже и похлопал по карманам. Нож был в кармане брюк. Я, показав на Керема, который вместе с Сабиром выходил из здания, попросил, чтобы Людмила позвала его. Керем подошел ко мне. Вытащив из кармана нож, я протянул ему. Он долго смотрел мне в глаза, повернулся и ушел.

– Что это значит? – спросила Людмила.

– Да так, – ответил я неопределенно.

Возвратившись из Алма-Аты, я тут же вернул Керему его нож. Он принял его, улыбнулся и сказал: «Вот теперь другое дело».

Два стакана хорошо заваренного горячего чая и несколько штук печенья, которыми угостила меня Людмила, заметно подбодрили меня. Однако неизвестность со здоровьем очень тревожила. Кое-как подремав сидя на раскладушке и утром выпив стакан чая с печеньем, я поблагодарил Людмилу и, не дожидаясь транспорта, вместе с руководителем пошел на летную площадку. Сабир и Керем ночью вернулись в совхоз.

В Алма-Атинской больнице, куда нас привезли, принял меня хирург. Высокий, чуть сутулистый, с головой, тронутой сединой, внимательно выслушал нас, задал кое-какие вопросы и повел в рентгеновский кабинет. Долго он обследовал меня, почему-то мял пальцы на руках и, обращаясь к руководителю нашему, сказал:

– Вся штука в том, что действительно трактор переехал через его грудь. У одного из тысячи, а может еще и реже, людей бывают вот такие эластичные кости, как у этого молодого человека. Ребра опустились и поднялись. Если бы он имел другую конституцию или был лет этак на пять старше, сейчас лежал бы совсем в другом месте.

Далее он сообщил, что внутренние органы все целые, никаких повреждений нет, но чуть выше сердца между ребрами есть какое-то темное пятно, поэтому все же придется оперировать, но это так, детский лепет, по сравнению с тем, что могло случиться.

Убедив нашего руководителя, что ничего страшного нет и что через четыре или пять дней я буду выписан совершенно здоровым, хирург определил меня в палату и велел медсестре, чтобы она готовила меня к операции на завтра. Руководитель наш, Исаев, попрощался и, сказав мне, что будет ждать в совхозе, покинул больницу.

Кроме меня в палате находилось еще трое больных. Они были лежачие, но поскольку за ними хорошо ухаживали, то никаких неприятных запахов в палате не ощущалось. Медсестра заменила мне повязку, предупредила, чтобы я ничего не ел, не пил, кроме того, что она сама даст мне, и пошла заниматься другими больными. Настроение у меня заметно улучшилось. Кое-как ложась на бок, я подумал, что, видимо, на этом заканчивается мое путешествие по Казахстану. Вероятнее всего, скоро меня отправят домой долечиваться уже там. Что же, от судьбы не уйдешь, только вот как же люди живут в таких местах всю жизнь, причем не только живут, но и довольны своей жизнью?

В Ставрополе со мной учился один казах – Оролов Душен. Он приехал из того же района Казахстана, где мы поднимали целину. Так вот этот казах, не зная, что я был в их краях, довольно часто сравнивал жизнь в Ставрополе с жизнью на своей родине, и всегда Ставрополь оставался в проигрыше. По его словам выходило, что у них на родине и люди покультурнее, и продукты повкуснее, и вообще – не жизнь, а рай, во всяком случае, по сравнению со Ставрополем. Однажды, когда он в очередной раз хвалил свой край, я не выдержал и рассказал пару эпизодов из того, что мы пережили в Казахстане, с соответствующими комментариями, разумеется. Он слушал, слушал и вдруг полез ко мне драться. Впрочем, он был славным парнем, и мы даже подружились. Учился он хорошо, и по окончании учебы некоторым молодым ребятам, в том числе и ему, предлагали остаться работать в лаборатории, чтобы затем поступить в аспирантуру – он отказался. Значит, не выпендривался человек, а говорил истинно, когда хвалил свой вшивый Джамбейты. Поистине пути Господни неисповедимы.

Когда я очнулся после операции, врач взял из тумбочки, что стояла рядом с моей койкой, и передал мне завернутый в марлю предмет:

– Вот что извлек хирург. Он был вдавлен между ребер чуть выше сердца.

Это был комсомольский значок.

Через три дня ближе к вечеру в палату зашел тот самый хирург, который принял нас, когда мы приехали сюда. Спросил о самочувствии и дал мне кучу бумаг.

– Это твоя история болезни. Здесь записано все. Здесь же написано, чем и как следует тебе лечиться. А это бумага о том, что ты в результате полученной травмы на период уборочного сезона в хозяйствах Казахстана нетрудоспособен. С этими документами ты можешь и сейчас уехать из Казахстана, но я советую пожить еще дней пять-семь в своем совхозе, пока раны немного затянутся. Там ведь есть медпункт?

– Да, есть.

– Ну и хорошо. А что надо делать, здесь написано. Все у тебя хорошо, восстанавливаешься ты быстро, но надо быть очень осторожным, дабы не занести в открытую рану какую-нибудь инфекцию, да питаться надо покалорийнее.

Далее он сказал, что самолет в Джамбейтинский район улетает завтра утром, что он позвонил и договорился насчет меня. Мне надо будет только показать вот эти бумаги, и возьмут меня в самолет.

В совхоз я приехал в обеденный перерыв. Наши ребята с руководителем шли из столовой. Я постучал в кабину грузовика, и водитель остановил машину прямо около них. Ребята просто обалдели, когда я прямо с борта машины спрыгнул на землю. Пошли крики, шум, пляски. Обитатели столовой высыпали на улицу поглазеть, что там за бедлам. Меня обнимали, мяли, толкали. Было болезненно, но я терпел и пустился плясать вместе с ними. «Герой, герой!» – кричали они и толкали меня еще сильнее, пока не вмешался Исаев, наш руководитель. Он успокоил нас и поинтересовался, буду ли я обедать. Я ответил, что да, и Балабек, у которого были мои деньги, пошел со мной в столовую. Я заказал яичницу из трех яиц и стакан чая.

– Мясное не будешь? – спросил Балабек.

– Нет, так будет вернее.

Юля, так звали молодую особу, которая, как потом выяснилось, была здесь и заведующей, и официанткой, и поваром, и посудомойкой – в общем, всем в единственном лице, поняла смысл моего заказа и, подойдя ко мне, уверила, что здесь готовят только из говядины и баранины. Я сказал, что мне надо самому вникнуть во все это, а пока достаточно и того, что я заказал. Она пожала плечами и пошла выполнять заказ.