Евгения Черноусова - Ведьмино колечко

Наконец он прервал молчание:

– Ладно, раз уж мы не слились в экстазе, давай хоть о матери мне расскажешь. Как она умудрилась забрать тебя и при этом не сказать тебе, кто вы друг другу?

– Бабушке-то она представилась. Может, это было условием их соглашения. Наверное, она нормально существовала без меня, но, когда начала умирать, почувствовала желание, как вы говорите, слиться в экстазе. Десять лет назад она появилась в Утятине. Было это в начале августа…

– Ну точно, в июле она приезжала ко мне! – перебила меня дочь Кремера. – Я почему помню, в мой день рождения это было. Значит, объезжала потомство, чтобы выбрать, кому передать свои несметные сокровища. Но я оказалась недостойна.

– Наверное, она повернулась к вам не самыми лучшими своими сторонами?

– Да уж, вела она себя мерзко, только что на помеле не летала…

– Вот и меня она третировала ужасно. Но было мне тогда пятнадцать, я еще не научилась стоять за себя перед старшими, да и настроение у меня тогда было приподнятое.

– Небось, лябоффь? – ухмыльнулась дочь Кремера.

– Нет, я была счастлива, что вернулась в родные пенаты, и меня трудно было завести. Возмутилась я только тогда, когда она пригласила меня переехать к ней. А переехала я к ней спустя год, когда, действительно эта, как вы говорите, лябоффь возникла. Зимой она перенесла очередную операцию…

– Что у нее было? – спросил Кремер.

– Да чего там у нее только не было! А в тот раз – грыжа. У нее живот весь в шрамах был… как контурная карта. Год она скрипела как-то. Она вообще гордая была, ваша мама, старалась никого не обременять.

– Ну да, то-то она тебя в сиделки позвала, – потягиваясь на диване, сказал Кремер.

– Нет, я верю, что она просто хотела оставить мне единственную свою ценность – жилплощадь. И еще предков. Она мне целыми днями рассказывала о родителях, дедах, бабках, кузинах и так далее. Только о вас она ничего не сказала. Я даже не знала…

– Да, она меня вышвырнула из своей жизни раз и навсегда. Даже переводы не получала, и они возвращались ко мне.

– Потом уже после всего я у нее нашла таблетки… снотворные, много. Она, наверное, хотела… а тут резкое ухудшение… она ходить не могла… Слава богу!

– Что с ней было-то?

– Там много всего. Последняя операция уже при мне была… когда я на первом курсе училась. Метастазы в кишечнике, непроходимость. Ей свищ вывели. К чему вам эти неаппетитные подробности?

– И кто за ней ухаживал?

– Ну, кто…

– А сиделку нанять?

– Смеетесь? У нас на двоих – ее пенсия да моя стипендия. Да еще Димка придет и холодильник обчистит… Ничего, я справлялась! Не тошнило даже, хоть и беременность…

– У тебя и ребенок есть?

– Нет.

– Долго она лежала?

– Первый раз три месяца, потом она нитки выдернула, и свищ зарос. Потом через полгода снова непроходимость, но свищ прорвался сам.

– Я же ей открыл счет!

– Накрылся медным тазом ваш счет. Она уже семь лет как умерла.

– Ну, не хотела моими деньгами воспользоваться, для тебя бы могла взять, пожалеть!

– Значит, она сочла это неприемлемым, – сказала я, вставая.

– А ты почему в свою деревню не уехала? Уж там-то тебе хоть в дерьме возиться не пришлось бы! – пропуская меня в прихожую, спросила дочь Кремера.

– А бабушке Кате что делать?

– Да кто она тебе?

– За эти два с небольшим года мы сроднились.

Я застегнулась, затем, заглянув в комнату, кивнула Кремеру и сказала:

– Выздоравливайте, Эдуард Петрович! Счастливо вам!

И поспешно удалилась.

Шла я сначала дворами, потом по проспекту. Очнулась у той почты, с которой звонила этому… Эдуарду. Кстати, как получилось, что я ни разу не видела свое свидетельство о рождении? Даже документы на паспорт, помнится, бабушка сдавала и получала потом за меня, я только расписалась. Там точно он записан, раз алименты платил. Ну его к черту, надо Инке позвонить! Она ответила сразу: с новым кавалером была в Парголово, и никаких артистов к моим родичам не направляла.

Я присела там же за стол, на котором пишут всякие телеграммы, и вздохнула. Кто мог меня разыскивать? Ну, не заведующая же библиотекой. Я фыркнула. Тут меня стала срамить бабка с какими-то бумажками в руках. Пришлось освободить ей место. Так, придется посоветоваться с Леной, она у меня единственная знакомая в бандитской среде.

Лена ответила сразу, но назвала меня Ирочкой. «Это я, Наташа!», – орала я и получила в ответ: «Да, Ирочка, я до сих пор вспоминаю твою бесподобную солянку!» Тут я вспомнила, что варила солянку тогда, в квартире Шмелева, и заткнулась. Она поспешно продиктовала свой домашний телефон, пискнула «Звони после семи» и быстренько отключилась.

Значит, Лена под колпаком у Мюллера. Наверное, Барракуда обобрал Шмелева. Пищевая пирамида в действии. А кто же тогда меня разыскивает? Шмелев же обещал, что в случае чего без претензий!

Вечером уже в санатории я вышла на лестничную площадку, где было два аппарата, дождалась, когда один из них освободился, и позвонила Лене домой. Она сообщила, что дела у них хуже некуда, босс за границей, в конторе отираются какие-то нехорошие мальчики, а ищут почему-то меня. Что-то я такое знаю, что Барракуде знать необходимо. Лена «а глухой несознанке»: ничего не знает, кроме моего имени, купила билет до Калининграда, да и все. Но они уже знают и отчество, и фамилию, и адрес питерский, хотя Муля божится, что к нему никто не приходил!

– Муля не врет, скорее всего, они у мамы моей узнали, у Барракуды наверняка в Сибири связи… Ладно, приеду второго, как запланировали…

– Наташа, не приезжай!

– Да ладно, не убьют же они меня… Скажу я ему все, чего он пожелает, и даже более того.

Когда я вышла на перрон Павелецкого вокзала, то сразу попала в объятия Лены:

– Ты извини, я без машины. У тебя вещей немного, доедем на метро, так даже быстрее. Сегодня босс прилетает, ребята поехали его встречать.

– А как же…

– Убили три дня назад Барракуду, представляешь себе? Никогда не думала, что так буду смерти рада!

– Кто его?

– А черт его знает! Но к нам милиция уже приходила, Сан Саныча спрашивали. Я ему прямо при них позвонила. А он: «Дела мои тут заканчиваются, если органы требуют, то я хоть завтра прилечу». А чего ему бояться? Он далеко был!

– Ну, коли так, я сейчас же домой. Соскучилась!

***

Монотонно барабанит дождь по наружному подоконнику. Я зеваю. Наши дамы обсуждают предсвадебные хлопоты Маринки. За месяц эта тема изрядно поднадоела, но невеста так и светится. И было бы бессердечием не поддержать ее, тем более, что Маринка на приличном сроке.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.