Михаил Лекс - Волшебники. Начало. Книга 2. Роман-сказка о будущем и прошлом нашей планеты

Сказав это, Саливан вспомнил о своих подозрениях насчёт того, что уборщица могла оказаться Волшебницей и испугался.

– Мистер… забыла. Как Вас? – переспросила уборщица.

– Мистер Саливан, – подсказал Новак. – Мистер Патрик Саливан.

– Спасибо, господин директор, – сказала уборщица. – Так вот, мистер Саливан, по-моему, Вы что-то от меня всё-таки хотите, но вот я никак не могу понять, что именно. Я вижу… и по Вашему внешнему виду, и слышу по интонации Вашего голоса, тембр и всё такое, что Вы взволнованы. А это, мистер Саливан, мистер Патрик Саливан, очень мне мешает понять Вас. Вы, если можно, не могли бы успокоиться и уже в нормальном состоянии сказать, что именно Вы от меня хотите. По тем обрывкам, какие до меня доходят, что Вы и второй человек, и что под Вами миллионы, и прочее прочее, я ничего не могу разобрать. Возможно, что причина моей недогадливости – усталость. И даже, скорее всего, это усталость, потому что я с утра на ногах. Я вымыла уже десять этажей и сотни две кабинетов. А когда я сильно устаю физически, то, признаюсь Вам, мой мозг работает, дай Бог, на процентов восемь, а то и пять. Я даже мужу своему говорю, что когда я прихожу с работы, то лучше меня ни о чём не спрашивать, потому как я ничего от усталости не соображаю, а только злюсь. И детям своим я говорю то же самое. А Вас, господин директор, – обратилась уборщица к Новаку, – я давно хотела попросить поднять мне зарплату. И ещё. Мой муж не так давно купил новый автомобиль, а его вчера угнали. Нельзя ли что-то сделать? Может, поскольку Вы такие продвинутые и стоите впереди всех, то Вам это не будет сложно?

Глава одиннадцатая

– Ну… Вы видели, мистер Новак? Как Вам весь этот цирк? – спросил Саливан. – Весело, не правда ли? Жалко, что Вы не слышали её, когда она со мной в гардеробе препиралась.

– Вы, это… – обратился Новак к уборщице, – не знаю, как и зовут-то Вас. Вы присаживайтесь.

Уборщица села на стул, что стоял возле двери.

– И дверь прикройте, пожалуйста, – попросил Саливан.

Уборщица посмотрела на открытую дверь.

– Пусть будет открыта, – сказала уборщица. – У Вас здесь душно, запах, как в хлеву. Я этим летом жила в деревне, под Новгородом – это город такой в Первом Союзе есть – мы там с мужем купили себе домик небольшой. Так себе домик, дрянь, одним словом. Но дело не в этом.

– Не в этом? – удивился Новак. – А в чём тогда дело, если не в этом?

– Дело в том, господин директор, и Вы, господин второй человек в экзистенсиологии, что наши соседи держали три козы, – продолжала уборщица, не обращая на ироническую интонацию Новака.

– И что с того, что Ваши соседи держали трёх коз? – спросил Саливан.

– Вот в том месте, где они их держали, вонь стояла такая же, как и в Вашем кабинете, – сказала уборщица. – А Вы просите, чтобы я закрыла дверь. Мы же задохнёмся здесь. Вы бы проветрили помещение-то, а? Ведь самим же после легче станет и жить, и нами руководить.

– Что, простите, будет легче? – спросил Новак.

– Господи, да Вы глухой, господин директор, – сказала уборщица. – Я говорю, что вряд ли Вы уже способны что-либо соображать, – заорала уборщица, – в такой-то духотище. Проветрить надо, – орала уборщица и кроме этого жестами показывала на окно.

– Ну, как Вам это нравится? – опять спросил Саливан. – Она, мало того, что принимает нас за идиотов, которые ничего не соображают, но кроме того подозревает ещё, что мы глухие.

– Так, подожди, Саливан. Здесь надо разобраться, – сказал Новак и обратился к уборщице: – Во-первых, Новгород – это где Вы говорите? В Первом Союзе? Хотя, чёрт с ним с Новгородом. Вы, что-то сказали о том, чтобы проветрить помещение и жить станет проще? Так?

– Я сказала не «проще», а «легче», – поправила Новака уборщица. – Да Вы и сами это поймете, когда вдохнёте свежего воздуха.

– Да, правильно, Вы сказали «легче». И что именно Вы этим хотели сказать? – спросил Новак.

– Вот, господин директор, – сказала уборщица, – Вы возглавляете организацию, офисы которой расположены по всему миру. Так?

– Ну, допустим, что так, – ответил Новак.

– Что значит «допустим»? – возмутился Саливан. – Вы, мистер Новак, стоите во главе мощнейшей мировой религиозной структуры без каких-либо допущений. Кстати, на территории бывшего Первого Союза, которого теперь нет, скоро состоится конкурс религий. Мы послали туда заявку на наше участие?

– Это Вы меня спрашиваете, Саливан? – возмутился Новак.

– Извините, мистер Новак, что-то я совсем уже… заработался, – сказал Саливан. Но и Вы тоже хороши, мистер Новак. Всё-таки, я считаю, Вам необходимо всегда следить за тем, как Вы говорите. И я ещё раз Вам напоминаю, что Вы, мистер Новак, стоите во главе мощнейшей мировой религиозной структуры без каких-либо допущений.

– Пусть так, – согласился Новак. – И что? – спросил он у уборщицы.

– Как что? – удивилась уборщица. – Ведь Вам, наверное, приходится принимать важные и ответственные решения, издавать указы, сочинять инструкции и прочее. Ведь приходится? – спросила уборщица.

– Само собой приходится, – ответил за своего начальника Саливан. – Дальше-то, что?

– А то, что в такой духоте Ваши мозги не в состоянии нормально работать, – сказала уборщица. – И в данный момент я разговариваю с ненормальными людьми. Если по правде сказать, то я вообще боюсь с Вами находиться в одной комнате. Мало ли что Вам в голову взбредёт.

– Вот те раз, – сказал Новак. – А я специально позвал Вас в свой кабинет, чтобы подумать. А Вы говорите, что в данной обстановке мозги не работают. И как мне быть?

– Её надо в тюрьму посадить, – сказал Саливан. – Лет на пятнадцать.

– Да подожди ты со своей тюрьмой, Саливан, – сказал Новак, – пусть женщина сама что-либо предложит.

– На воздух свежий Вам надо, – сказала уборщица. – Уморились Вы здесь, дыша собственными испражнениями. Ведь смотреть на Вас страшно. Посмотрите на себя в зеркало. Взгляды тупые, лица бессмысленные. А главное, что злые Вы оба. И при этом, что самое непонятное, постоянно улыбаетесь.

– Улыбаемся мы постоянно согласно приказу Мортона Мак Гилла; таким образом наше тело получает сигнал воспринимать этот мир с добрыми намерениями, – объяснил Саливан. – И нам интересно, почему Вы не улыбаетесь?

– Я не улыбаюсь, потому что устала, и я уже Вам об этом сказала. И вообще, – уборщица посмотрела на часы, – моё рабочее время закончилось, а когда я устаю, то становлюсь очень сердитой. И я не собираюсь улыбаться и тем самым посылать какие-то сигналы своему телу, когда мне не хочется улыбаться и всё лишь для того, чтобы воспринимать мир с добрыми намерениями. Когда человек устал, то надо не улыбаться и тем самым сбивать свой организм с толку, а надо отдыхать.

Уборщица встала, взяла своё ведро и швабру и вышла из кабинета.