Александр Стребков - Не потеряй себя

семьдесят процентов все детдомовские. Нет… принять мы тебя, пожалуй, не можем, у нас из-за этого неприятности будут, иди к директору – пусть он и решает…». Костя пошёл к директору, и это была его большая и первая в жизни грубейшая ошибка, которых по жизни ещё наберётся целая дюжина, а может и больше. В

училище приняли, и он год отучился в нём, а вот сейчас перево- дом перебирался в Ростов; оставалось лишь подыскать подхо- дящее его специальности само училище, чтобы доучиться вто- рой год. Прибыв в Ростов – уже не в первый раз, ибо всё время, находился в поисках – всё думал: «В какое из училищ сдать до- кументы, чтобы доучиться этот проклятый второй год?.. – попут- но со злостью подумал, – хоть в урну выбрось! Скажу, что поте- рял. По правде, кому они нужны?!.. адрес есть и фамилия тоже: или менты принесут – время спустя, или по почте пришлют, к то- му же, разве даром учился я целый год?.. Всё-таки, надо куда-то их сдать и от греха подальше…». По-молодецки спрыгнул на

площадку перрона и зашагал к центральному входу в вокзал. В душе в ту минуту надежда всплыла – весёлой в душе показалась. Начнёт он в Ростове новую жизнь в отличие от прежней: не по- вторит тех ошибок и глупостей всяких, ибо учёный на прошлом

печальном опыте. Вначале направился в зал ожидания: так было ближе попасть на привокзальную площадь, где ходят трамваи и троллейбусы всяких маршрутов. И надо же было сюда направ- ляться?!.. Только в вокзал правой ногой он ступил, первый шаг, не успев ещё сделать, как тут же, столкнулся нос к носу с бом- жом. От этого вонючего типа – хворью изнутри разъедаемого —

запахом дохнуло так, что у Кости в мозгах помутнело. На время потеряв ориентир: схватился рукой за дверь, чтобы на бомжа не упасть – замер на месте. Тот пробурчал что-то себе под нос и пе- регородил дорогу своей необъёмной сумкой, а точнее мешком, который за собою по полу он волок, выдохнул в сторону Кости

зловоние и покаянно взглянул прямо в глаза. Подбородок у

бомжа трясётся, раскрыв рот с гнилыми зубами, пытается улыб- нуться, гримасу лица можно было принять за что угодно, только не за улыбку бомжа. Уже после, когда Костя вспоминал эти пер- вые минуты столкновения, корил и упрекал себя, – что надо бы- ло рвать назад когти – на перрон убежать, туда, где воздух све- жее. Он же, дурак!.. стоял, замерев перед этим приведением, и думал, – что ему делать дальше. Хода нет, и бомж стоит, будто прирос к полу. В нос продолжал ударять тошнотворный запах,

словно тебе под нос недельной давности дохлую кошку подсу- нули. Замогильный вид мужика вначале испугал Костю, будто повстречался с нечистой силой на дороге: грязный, лохматый как орангутанг из джунглей, из расхристанной рубахи волоса торчат на груди. Смердящий вонючий запах мочи с затхлостью одежды да в приправе человеческого пота – немытого тела го-

дами. Чёрные руки до локтей обнажённые, то ли от копоти у ко- стра, то ли от заскорузлого в грязи тела. По шее ползла крупная вошь и на фоне тёмной кожи чётко выделялась: такая откорм- ленная, желтизной отдавая. От всего этого, у парня встал комок в горле, ещё минуту и он, кажется не выдержит и станет блевать. Вогнать бомжа в стыд – это вероятно было не по силам и самому господу богу. Глаза закисшие, покрытые болячками смотрят на

Костю, как смотрит покойник, которому не удалось опустить ве- ки. Он если и украл где-то у кого-то что-то: назад, вероятней все- го не забирают – брезгуют. Под зад каблуком и пусть идёт даль- ше, из таких рук принимать лучше пусть пропадёт пропадом.

Наконец бомж, словно очнувшись, медленно волоча за собой грязный мешок, непонятно чем заполненный, прошёл мимо и,

перевалив порог, скрылся из глаз. Та минута, когда бомж прохо- дил в двери, Косте показалась вечностью, словно дохлая тварь проползла, выбираясь на улицу. Проходя мимо Кости, бомж всё вглядывался ему прямо в лицо, – будто из ружья дуплетом вы-

стрелил, а когда скрылся уже за простенком здания, парень по- думал: «Ночью приснится – до утра не уснуть! Лучше бы было на эту тварь совсем не смотреть!..». Костя в оценке ситуации мало

ошибся, ибо в последующие дни не мог забыть и вычеркнуть из памяти того страшного бомжа. Как он не пытался, а тот стоит пе- ред глазами и уходить не хочет: будто неприкаянный с того све- та явился. Костя не знал этого правила, что голову и взгляд свой вовремя в сторону требуется отводить – вот потому и получил на свою шею мучения. Неделю после этого страдал, и питаться

продуктами не мог, – хоть совсем бросай есть! Только в кафешке похлебал первое блюдо, котлетами закусил, стаканом кофе с молоком запил, казалось, – что ещё надо! Спустя несколько ми- нут, как по мановению волшебной палочки и бомж уже в глазах стоит, будто живой на самом деле: руки тянет к нему и что-то просит. И тот тошнотворный запах снова в нос ударял, и всё из желудка тут же назад вылезало, еле успевал за угол кафе забе- жать, чтобы опорожниться. Длилась такая заунывная песня

больше недели и, если бы не случай – могла бы эта бодяга на год растянуться. Шёл он, по улице Энгельса спускаясь вниз к вокза-

лу, и на ходу размышлял: «Зря я тогда не послушал ту женщину из приёмной комиссии: сейчас бы, не искал куда дальше деться

– тем более не было бы и этой головной боли…».

Прелюдия к опере Кармен.

Поступив год тому назад в училище под номером «сорок

один» – число заведомо не счастливое, ибо война под этим чис- лом началась – в городе Новошахтинске, в посёлке под названи- ем Новая Соколовка, где какие-то соколы всё порхают: встрети- ли Костю довольно прохладно. Когда же в общежитие вселился, вот тут-то только понял, – куда он попал! И если в дальнейшем

не испарится – подумал он – ждёт его здесь на пороге тюрьма. В ней-то, в этой злосчастной общаге как раз и жили те детдомов- ские «ученики» – хулиганы, уркаганы, о которых так настойчиво упоминала и предупреждала та тётка в приёмной комиссии ещё

при поступлении туда. Были, учились и местные парни, с ними Костя дружил, а вот «беспризорники» приняли его так, как при-

нимает стая голодных волков случайно прибившуюся к ним дво- ровую собаку. Белой вороной выглядел Костя в обществе тех, у которых понятия в голове перевёрнутые: извращены до неузна- ваемости, а многих в ближайшем будущем с нетерпением ожи- дала «Советская – Народная» колония-тюрьма. Вчерашняя, дет- домовская босота, по сути, несчастнейшие от рождения дети

пропитана была до кончиков волос понятиями, извращёнными – перевёрнутыми с ног на голову. Не зная, что такое семья, да и много о внешней жизни за забором, не зная, жила по законам

больше похожими на зону, а то о чём даже знали, воспринимать к себе лично, ни в каких рамках не желали. Жестокость по отно- шению к окружающим, тюремные порядки, воровство и подста- ва были постоянными спутниками в их жизни; эти пороки, пе- ремещаясь из спальных комнат в общежитии, поселялись в