Артем Головин - Апатрид

– Все, нам конец, – испуганно заговорили не участвовавшие в потасовке азербайджанцы, – надо было по-хорошему с ними договориться.

– Вот вы и договаривайтесь, а мы не будем, мы что – за себя постоять не можем? – гневно воскликнул Арсен, – пусть о вас и дальше вытирают ноги. Дежурный офицер по части, прослышав о драке, вскоре пришел в карантин к призывникам. Убедившись, что все целы и видимых повреждений на ребятах нет, ушел, пообещав разобраться.

– Они ночью придут, – тихо и спокойно сказал Юра Арсену, – надо быть готовыми.

– Мы не собираемся убегать, нам надо еще два года здесь служить, – Карен с Сабиром, воодушевленные храбростью земляков, решительно принялись складывать койки в виде баррикады у входа. Оставив небольшой проход у входа, чтобы войти можно было не более одного человека, и положив рядом табуретки – Арсен с Юркой, стали тревожно посматривать на окна стоящей недалеко казармы. Время в ожидании неизвестного тянулось очень медленно. Вскоре раздался тихий стук в окно, это был их земляк из казармы.

– Они собираются после отбоя вас проучить, будьте готовы. Человек десять-двенадцать, остальные отказались. «Я не смогу вам помочь, сами понимаете, призыв не ваш и мне еще с ними служить», – сказал он и растворился в темноте. Азербайджанцы, собравшись в кучку, что-то обсуждали в углу помещения.

– Я не могу поступить, так, как вы, они заступились за меня, – громко кинув на азербайджанском напоследок землякам, Сабир встал и прилег на свою койку. Наступила гнетущая тишина. Где-то ближе к полуночи Арсен увидел выходящую из казармы группу солдат. Они направлялись к ним.

– Началось, – готовы? – схватив табурет, Юрка встал у прохода.

– Остальные убежали через задние окна, – сказал Сабир друзьям, выйдя из спального помещения, – аллах им судья.

Четверо друзей, стояли в проходе, готовясь к драке…

– Агаев, Аветисян, Дадашев, Матевосян-выйти из строя. За проведение неуставных взаимоотношений объявляю вам три наряда на плацу после принятия присяги. Остальные, участвовавшие в драке, всем по пять дней гауптвахты.

Так началась служба у Арсена. Потом за два года службы было еще много всяких стычек со старослужащими, но молва о том, как четверо молодых юношей отстояли свое право называться мужчинами, долго еще передавалась в курилках, в разговорах между солдатами и офицерами.

Прошел год. Часть располагалась в живописном еловом лесу на берегу реки. На территории части в основном располагались закрытые громадные ангары с законсервированной инженерной техникой и склады с амуницией, обеззараживающими химикатами, антирадиационными средствами и запасами продовольствия на случай аварии на АЭС. Зимой все погружалось в какую-то сказочную атмосферу с волшебной тишиной и завернутыми в белый безмолвный снег лапами елей высотой с трехэтажную казарму. Никогда не встававший на лыжи Арсен, довольно быстро освоил это средство передвижения, которым приходилось пользоваться во время зимних учений.

Аида уже получила благодарность из части за высокие боевые показатели сына и с гордостью показывала соседям. Арсен служил в политотделе батальона, в клубе. Воспользовавшись возможностью, он через старшего прапорщика устроил Сабира писарем в тех.часть, обучив его навыкам письма шрифтом. Была еще договоренность с замом по тылу за некую услугу устроить Юрку хлеборезом на кухню. Услуга касалась лета, – надо было организовать сбор с/х продуктов для части на должном уровне. Зная, каким авторитетом пользуется Арсен у военнослужащих в части, подполковник, вызвав его к себе в штаб, поставил перед ним задачу собрать хорошую команду для командировки на сбор картофеля и капусты. Арсен в ответ попросил об услуге для Юрки, и вскоре тот уже обучался у собирающегося демобилизоваться хлебореза нехитрым, но специфичным навыкам батальонного хлебореза. До назначения Юрки оставалось три дня. Он вечером заступил в наряд, в караул и до вечера следующего дня, получив автомат с боекомплектом, находился в караульной части.

Вечером, после отбоя, закончив необходимые дела в клубе на первом этаже казармы, Арсен поднялся в расположение роты. На тумбочке дневального стоял один из земляков-азербайджанцев. Поздоровавшись с ним, он прошел в душевую. Стянув с себя гимнастерку, Арсен начал умываться. В этот момент в помещение, где располагались умывальники, вошло трое солдат. Это были чеченцы с его же призыва, прибывшие в часть дней на десять позже призывников из Баку.

– Ну что, Аслан, своих земляков пихаешь на теплые места, с нами не считаешься. Ты должен сказать зам по тылу, что хлеборезом будет наш земляк, или пожалеешь, что родился на свет. Мы от тебя мокрого места не оставим – угрожающе заговорил один их, Сеид-хан.

Арсен уловил запах водки, исходящий от чеченцев.

– Вы же мусульмане, вам водку пить харам, и вообще Сеид, с какого перепугу я должен у тебя разрешения спрашивать, ты что, для меня авторитетом стал? Я же устроил твоего друга водителем в штаб, ты даже спасибо не сказал. Все, разговор окончен, – Арсен повернулся к умывальнику, своим видом говоря, что разговор окончен. И в тот же миг получил сильный удар по ноге. Развернувшись на пол корпуса, Арсен схватил стоящего ближе к нему солдата за голову и со всей силы опустил ее на угол раковины. Почувствовав второй удар от нападавших у себя по челюсти, он схватив Сеид-хана за горло и сильно сжав, прокричал:

– Хоть одного из вас, но покалечу, хватит дурью маяться, кончай беситься.

– Тебе с нами не справиться, нас много, – прохрипел Сеид-хан, чувствуя слабость, и что-то крикнул на своем языке. Арсен только успел заметить врывающуюся в помещение толпу солдат-кавказцев. Его сбили с ног и стали добивать ногами. Повалив кого-то на пол, он вцепился в него болевым приемом и услышал хруст костей. Перед глазами все поплыло, и последнее, что он помнил, – была звучащая каким-то эхом автоматная очередь и чей-то рев…

Через два дня, придя в сознание, Арсен увидел сидящего возле него Сабира.

– Где я, что случилось? – только смог произнести он охрипшим тихим, свистящим голосом. Голова сильно кружилась, и почему-то жгло в области правого уха. Перед глазами все плыло. Протянув левую руку к глазам, он увидел посиневшую кисть с содранной на костяшках кожей. Ногти на пальцах были обломаны, и выступившая из-под ногтей кровь запеклась, создав видимость кровавого маникюра. Правая рука не слушалась.

– Ты в медсанчасти, тебя сюда Юра принес на спине. А сам он под арестом, его сейчас отправляют в город, в комендатуру, – Сабир нервно теребил пуговицу на гимнастерке, – а этих уродов даже не арестовали…

– Почему Юра, как он попал в эту ситуацию, он же был в карауле? – взволнованно прошептал Арсен, ничего не понимая, находясь под воздействием обезболивающих.