Артем Головин - Апатрид

Посвящается Натали…

Где та грань человеческого сознания, которая отделяет нас от сверхъестественного? Такой вопрос не раз возникал в умах человека на стадии познания чего-то незнакомого, неизведанного, неподвластного нашему пониманию. Порой, сталкиваясь с таинственным, мы для простоты понимания обволакиваем это нечто во что-нибудь более понятное для нашего разума и которое поддается объяснению на уровне тех познаний, приобретенных человечеством, заполняющих наш мозг, но заметьте, всего на 16% его реальных возможностей. Мы не знаем всего, что нами руководит, ведет по жизни, убивает, дает жизнь, делает неуязвимым и наоборот – подверженным всем несчастьям…

Пишу эти строчки описания жизни обычного человека, рожденного обычной матерью, должному прожить обычную жизнь. Но нет… Порой написанное кажется таким нереальным, фантастическим, – но это реальная жизнь человека, который волею судьбы или как там по-настоящему называются неведомые силы, оказался на розе ветров фортуны, и выживает, несмотря ни на что…

Все события, описанные в этой книге, – реально происходили в жизни героя повествования. Изменены только имена и фамилии, чтобы не навредить тем людям, которые, тесно связаны с этими событиями, и не навлечь на них каких-либо бед…

Стояла осень 1969-го года. Обычное для старого Баку время – с завывающими ветрами, обломанными ветвями старых тополей и ив, посаженных вдоль улиц, оборванными линиями электропередач, из-за чего часто по вечерам не бывало освещения. Старые купеческие дома, выстроившись в ряд своими причудливыми формами в стиле барокко, создают длинную, с одиноко стоящими у ворот домов «москвичами» и «жигулями», улицу. Точильщики ножей и сборщики старья, как муэдзины*, тягуче выкрикивая – «… старый хлеб…!!! ножи…!!! старые вещи…!!!», уныло бредут по улице, изредка заворачивая во дворы на оклики жителей домов. «Итальянские*» дворы в этих домах с причудливыми деревянными лестницами, уходящими куда-то на верхние этажи и опоясывающими весь внутренний периметр дома.

Натянутые бельевые веревки с простынями и наволочками, напоминающими надутые паруса бригантин и рыбацких шхун. Внутри двора в одной из квартир, в входную дверь которой упирается одна из змеевидных лестниц, тускло горит свеча, слегка оттеняя играющими

* муэдзин – в исламе служитель мечети , призывающий мусульман на обязательную молитву

* итальянский двор – небольшой двор, находящийся обычно внутри старинного особняка, в котором все входные двери квартир выходят непосредственно во двор.

бликами огня углы большой комнаты. За круглым, покрытым накрахмаленной белой скатертью, столом в центре комнаты сидят трое: восточная женщина лет 25–30, мужчина примерного такого же возраста и ребенок-мальчик лет пяти с кучерявыми взъерошенными волосами. Отблики пламени вырывают из кромешной темноты то скудную обстановку комнаты, то лица людей.

– Дядя Фархад, спасибо за тетради, – произнес пацан, гладя рукой разлинованные строчки чистых листков с каким-то плохо скрываемым чувством детского восторга.

– Не стоит, это чтобы ты хорошо учился, – сконфужившись от возникшей ситуации, пробормотал мужчина.

– Он будет у нас хорошо учится. Ему еще два года до школы. Читать мы уже умеем, остается письмо, теперь он будет учится писать, да, Арсен? – сказала темноволосая, красивая женщина с чувством гордости за сына, перечитывающим все газеты у соседа, – дяди Толи с первого этажа.

– Арсенчик, теперь дядя Фархад будет жить с нами, и ты можешь называть его папой, хорошо? – выдохнула женщина, как будто скидывая тяжелую ношу.

Баку. 1969 год. Начало этой обычной, и в то же время непостижимой для простого ума, истории человека, волею судьбы оставшимся ненужным между границами нескольких, некогда родных ему, государств…

Родители устроили Арсена в детский сад. Общительный и любопытный, он своим пытливым умом создавал немало проблем воспитателям. Однажды какая-то из них в назиданье другим детям и огромным желанием наказать его за проделки, заперла пацана в помещение для раскладушек. Там было темно и страшно ему, наверное. Его заперли перед полуденным сном и забыли. Вспомнили, когда Аида пришла его забирать после работы. Открыв дверь, воспитатель увидела забившегося в угол ребенка, с лицом, залитым слезами и держащим кулачки около подбородка. На все вопросы и слова он что-то мычал в ответ и широко раскрыв рот, пытался что-то сказать. Слов не было… Говорить, страшно при этом заикаясь, он стал месяца через два после многочисленных визитов к знахаркам и врачам-логопедам. Воспитателя уволили, но Арсен до десятого класса в школе страшно мучился с устной речью на уроках и сильно комплексовал в кругу своих сверстников.

Старый Баку амфитеатром расположился вокруг Апшеронской бухты на склоне возвышенностей. Одно и двухэтажные дома кучно собрались вдоль небольших улиц и представляли собой издалека нечто похожее на пирамидки вырезанных из песчаника и сложенных камней, ракушечника в основном. Мечетей в городе было две. Их величественные купола и высокие минареты возвышались над близлежащими домами. В четырех кварталах ближе к центру была одна из двух православных церквей. А еще дальше, практически в самом центре города располагалась небольшая армянская церквушка. Изредка встречались дома из тесанного камня, но до революции это были дома богатой части населения города, и они располагались ближе к центру города. А дома рабочего люда начинались как-то сразу после каменных и были в основном из ракушечника. Главной улицей там была ул.Извозная, в постсоветский период переименованная в Советскую. Еще с послевоенных лет там, по иронии судьбы, обосновались мелкие спекулянты, торгующие импортными сигаретами, жвачками и всяким другим нелегальным товаром. Ароматные запахи свежеиспеченного хлеба в тендерах, приятно щекотали нос и поднимали аппетит. С утра в очереди за горячими лавашами выстраивалась очередь из детишек, посланных за хлебом к завтраку. В некоторых решетках окон, смотрящих на улицу, были прорезаны небольшие отверстия, куда в аккурат пролазила рука с пустой банкой с двадцатикопеечной монетой на дне. Здесь продавали мацони. В этом районе в основном жили азербайджанцы. Более крупные дефицитные товары, в основном из одежды, мебели продавались в районе города Кубинке, где обосновались в основном горские евреи. Армяне, русские здесь практически не жили. Домики, в которых пекли вкусные лаваши в тендирах, располагались по соседству со всякими мастерскими, парикмахерскими, маленькими магазинчиками. И разбавлялся весь этот восточный колорит снующими торговцами мороженным и напитками. Изредка было заметно выглядывающих из подворотен мужчин, высматривающих милиционеров, и продающих импортные сигареты, жвачки и анашу*. Стоял жаркий летний день. Спасавший от жары ветерок в этот день куда-то пропал, растворился в лабиринте маленьких домов, улочек и переулков. В одном из таких домов ждали гостей.