Петр Леонтьев - Дорога в Рай

На территории санатория «Голубая бухта» в Геленджике установлен памятник военной медсестре. В Прочноокопской я бы поставил такой же памятник. Здесь тоже проходила линия фронта. Борьба за жизнь детей и сотрудников, эвакуированных из Геленджика на восток, подальше от немцев, а попавших в оккупацию. В тридцати километрах от Геленджика горела земля под Новороссийском, там был маленький пятачок Малая Земля, которую грудью отстаивали, в том числе, и отряды из Геленджика, а здесь, в Прочноокопской, горела земля под ногами врачей и медсестёр, всеми силами спасавших несчастных детей, которых немцы пытались взорвать вместе со зданием. Никак не понять было фашистам, отправившим в это же время около семи тысяч трупов бывших здоровых людей, отравленных выхлопами газовых камер на колёсах, в противотанковый ров в хуторе Красная Поляна и 525 евреев в противотанковый ров на территории кирпичного завода Армавира, – не понять было этим фашистам, зачем было возиться врачам и медсёстрам с больными детьми? Взорвать их – и дело с концом! Кто может сейчас рассказать, какие чувства испытала главный врач Федосеева, уговаривая немцев не взрывать санаторий? (Как сложилась её судьба?)

Ходили слухи, что она скрыла от немцев, что дети больны туберкулёзом, говорила, что они просто с травмами, иначе фашисты безусловно исполнили бы свой страшный замысел. Во-вторых, раненые немцы нуждались во врачебной помощи, что, может, делало их более лояльными. Наконец, личность Екатерины Федосеевой. Получившая медицинское образование в Швейцарии и знавшая несколько языков, в том числе немецкий, Екатерина Николаевна наверняка покоряла своим интеллектом немецких офицеров и могла оказать на них некоторое влияние. При отступлении немцы уже минировали санаторий, полагая его взорвать вместе с детьми, но Федосеева как-то уговорила их задержаться со взрывом. Наступление наших войск заставило немцев срочно бежать, и взрыв не был осуществлён. Дети были спасены. Находясь в санатории, я слышал, что партизаны, узнавшие о замысле немцев взорвать санаторий, буквально ворвались в Прочноокопскую, опередив наши регулярные войска, и тем предупредили взрыв. Об этом я слышал от молоденькой нянечки, с ласковым прозвищем Казачка. Она играла большую роль в моей жизни в период моего нахождения в санатории. По рассказам, некоторых, особенно ослабленных, детей поместили у местных жителей, спрятав от немцев. Бабушка Казачки взяла к себе самого несчастного из всех – мальчика Колю.

Я рос и развивался в санатории без отрыва от событий в стране. Подробнее я буду писать об этом ниже, но в данную минуту не могу не сказать, что главное событие мая 1945 года – это, конечно же, Победа. Помнится прекрасное утро, солнечное. В распахнутые окна врывались радостные крики, звуки гармони, песни, ружейная пальба. Врачи, сёстры, нянечки обнимались, целовали детей. Был праздничный обед. Другое событие – это электричество. Сначала это был тракторный движок, переменное освещение. Потом ещё: в санатории появилась полуторка. Явно фронтовая, но для нас она стала очередным праздником. Покрашенная в зелёный цвет, она казалась нам красавицей. Весело тарахтела она за окном. Жизнь в санатории становилась веселее. Потом к нам приехало кино. «Кубанские казаки». С огромным чувством надежды на лучшее читали мы книги Бабаевского «Герой Золотой Звезды» и «Свет над землёй». «Будет и на нашей улице праздник!» Я не просто верил в эти слова, но и видел этот праздник в лицах окружавших меня людей. Детей держали в курсе событий. И я с обидой узнал, что книги Бабаевского и фильм «Кубанские казаки» обвиняли в преукрашательстве жизни. Ну, и пусть! Пусть даже и сказка. Но она отражала наши надежды. Нам легче, веселее было жить.

Много чего ещё происходило вокруг. Я совсем порою забывал о том, что болен. Я всей душой верил в Коммунизм. Я ни капли не сомневался в этом, потому что вокруг меня были и дышали вместе со мной такие прекрасные люди. Как всё преобразилось с окончанием войны! Страна возрождалась. И мы, дети, вместе с ней.

Недавно, осенью 2018 года дочь моя Катя посетила, по своей инициативе, Прочноокопскую и с удивлением увидела заросшую дикими растениями руину. «Как в сказке о спящей красавице, – с горечью сказала она. – Дед, напиши воспоминания». И я устыдился. И вот сел. И пишу.

А совсем недавно узнал, что и руины нет. И ещё более утвердился в своём замысле.

Если Рай – это место, где лечат душу, то Прочноокопский санаторий, точно, стал для меня таким Раем. Бедная мама! Она совсем истрепала свои нервы, особенно за те полгода, которые отведены были нам от определения моей болезни случайным профессором в Александровске-Сахалинском до прибытия нашего в Армавир-Краснодарский. Летом 1944г. двухмесячное ожидание в гостиничном номере отправки грузового судна из Александровска во Владивосток не прошло для нас даром.

Мама тогда вновь заболела и попала в больницу. а я не терял времени: связался с ватагой уличных мальчишек, с которыми очень даже весело и продуктивно проводил подаренные нам божьи деньки. Я стал забывать молиться о благодарении за посланный мне новый день утром и так же беззаботно ложился спать, забросив куда-то свои «чётки» грехов. Немного спасала положение моя сестра, но, хотя она и была на десять лет старше, но всё равно была для меня просто «Муська», и нас разделяла глубокая траншея взаимного непонимания. Пыталась она «воспитывать» меня ремнём, но для этого у меня были слишком быстрые ноги. «Вот скажу маме!» – в сердцах говорила Муська. Это был знак того, что она сдаётся. Муська в изнеможении садилась на стул, и я, следя одним глазом за ней, скользил к двери. Дальше, она просто устала от меня, а потом, случайно познакомившись с моей ватагой, даже прониклась к этим весельчакам и их шалостям и бросила заниматься моим воспитанием.

Вообще-то ничего плохого в мальчишках не было. Просто они, как могли, добывали себе на пропитание.

– Эй, ты! – крикнул мне вожак Гришка, когда я впервые показался из гостиницы в своих сандаликах и матроске. Это был излюбленный мой наряд для мамы. По её замыслу, я должен был стать моряком или священником. Я, конечно, мечтал о моряцкой форме, а не о затасканной чёрной сутане.

На Гришкин крик я обернулся.

– Иди, пацан, сюда! Потолкуем.

Я сразу сообразил, что встреча эта не обещает мне ничего хорошего.

– Ты чо, трусишь? Иди, всё равно подкараулим, тогда уж… Сам знаешь.

Пятеро насупившихся пацанов не обещали ничего хорошего. Я осторожно подошёл. Гришка выспросил, кто я, с кем живу. Ему явно понравилась моя чистенькая форма. В голове он что-то прикинул. В целом, Гришка выглядел солидно и чем-то даже располагал к себе. У него было широкое лицо и кошачьи зелёные глаза. Бросалась на рукаве чистой рубашки аккуратно пришитая заплатка. Он был одного со мною роста, но посуше.

Читать дальше