Александр Саблин - Вредные привычки

– Назвать свою фамилию можете?

– Климентьева.

– А пострадавших?

– Чугунов и Глухов.

Взгляд старшего сержанта прошил девицу насквозь. Он нагнулся над пострадавшими и некоторое время внимательно вглядывался в лица.

– Ну-ка глянь-ка у них документы, – приказал он рядовому.

Тот проворно обшарил карманы мужчин и передал сержанту два пухлых бумажника. Сержант отступил от нас на пару шагов в сторону и внимательно ознакомился с их содержимым. Вытащил пачку «Кэмела», щёлкнул одноразовой зажигалкой и, выпустив плотную струю дыма, посмотрел на меня. Взгляд сержанта мне не понравился.

– Этот человек тоже ваш знакомый? – спросил он у женщины.

Та опустила глаза:

– Я попросила его мне помочь.

Сержант перевёл взгляд на меня:

– Документы с собой?

Я отрицательно помотал головой.

– Займись пострадавшими, – бросил он напарнику. – Пройдёмте.

Я не сдвинулся с места. Брови сержанта удивлённо приподнялись:

– Пока я не выясню, что произошло, я не смогу вас отпустить. Вам это ясно?

– Разве мы уже не выяснили? – спросил я.

– Мы нет!

– Так выясняйте, – предложил я.

– В отделении мы сделаем это быстрее.

– Я не пойду в отделение, – сказал я. – С какой стати?

– Вы понимаете, что я буду вынужден задержать вас силой?

– То, что вы мне не верите, – сказал я, – это понятно, но женщине-то вы можете поверить? Ведь это она с ними приехала, не я.

В это время рядовой осторожно раздвинул на виске Чугунова волосы и довольно хмыкнул.

– Видно, ему чем-то крепко врезали, – сообщил он. – Рассечение толщиной с палец.

Мы с сержантом посмотрели друг на друга.

– Ну и что я, по-вашему, после этого должен делать? – спросил он.

Теперь препираться по поводу законности моего задержания было действительно бессмысленно. Я повернулся и вялой походкой направился к вокзалу. Предлагая мне убраться подобру-поздорову, девушка знала о чем говорит.

В вестибюле вокзала вместо того, чтобы идти к комнате милиции, я развернулся и двинулся к туалетам. Сержант за моей спиной что-то пробурчал, но я не остановился.

Вход в туалет перегораживал платный турникет, за столом которого сидела сухонькая старушка в синем халате и обменивала сомнительного достоинства чеки на деньги. Приняв мои серебреники, она подняла на меня глаза и лукаво улыбнулась. На секунду я оторопел: героев народных сказок в жизни мне встречать ещё не доводилось. На плече бабуси не хватало только филина. Довольная произведённым впечатлением, старушка проворно сгребла со столешницы мелочь и напрочь забыла о моем существовании.

Я протянул сержанту десятку, но тот отказался. Милиция, в отличие от остальных смертных, согласно правительственной индульгенции имела право опорожнять свой мочевой пузырь за счёт бюджета.

Меряя шагами туалет – пять шагов в одну сторону, пять в другую, – сержант смог выдержать мои углублённые размышления над жизнью ровно две минуты тринадцать секунд. После чего остановился и, достаточно деликатно постучав в дверь кабинки, попросил:

– Заканчивайте.

Тянуть время дальше смысла не имело. Чтобы не исчез элемент достоверности, я спустил в унитазе воду и отворил дверцу кабинки. «Маятник» замер. Обойдя сержанта, я глянул на себя в зеркало и сполоснул над белоснежной раковиной руки. Стоя у стены, сержант, не отрываясь, наблюдал за моим туалетом.

Я стряхнул с рук воду, аккуратно вытер бумажной салфеткой и, мысленно извинившись, прямым в подбородок отправил милиционера в нокаут. Потом открыл дверь кабинки и, втянув сержанта внутрь, усадил на унитаз. Сидеть он не хотел, и мне пришлось приткнуть его голову в угол. Закрыв дверь, я поправил перед зеркалом причёску и, миновав стол с лесной леди, уверенным шагом проследовал к автостоянке.

И женщина, и пострадавшие находились там, где я их оставил. Шофёр уже делал попытки встать, а вот Чугунов к своему положению был совершенно равнодушен. Цвет его лица мне не понравился. Женщина поднялась со скамейки и спросила:

– Милиционер только что ушёл за скорой. Вы его случайно не встретили?

Я сказал, что нет. В некоторых из припаркованных на стоянке автомобилей можно было различить людей. Кажется, я влип – и влип по-крупному. Я подошёл к «Волге», открыл салон и, подхватив Чугунова на руки, с трудом загрузил на заднее сидение. Женщина следила за моими действиями с лёгкой тревогой.

– Садитесь, – сказал я, – мы сами отвезём его в скорую.

После девяностокилограммового тела Чугунова ее чемодан показался мне пушинкой. Я запер багажник на ключ и, дождавшись, когда женщина займёт место в салоне, вырулил на проспект. За всю дорогу никто из нас не проронил ни слова. Я помог санитарам перегрузить Чугунова на носилки и, открыв багажник, хотел вернуть чемодан.

– Пусть он пока побудет у вас, – попросила женщина. – Когда понадобится, я дам вам знать. И можете не беспокоиться: и за хранение, и за доставку я вам заплачу.

Она достала из сумочки блокнот, ручку и попросила продиктовать номер телефона. Я решил, что хуже уже не будет.

– С одним условием, – сказал я, – номер телефона дадите мне вы.

Протянув свою визитку, она предупредила:

– Раньше четырнадцати не звоните.

– Решили все-таки не расставаться? – спросил я.

– А вы разве бросили бы человека в таком состоянии?

– Даже после того, что случилось?

– Это он от отчаяния, – нахмурившись, произнесла она. – Просто не нашёл других аргументов, чтобы меня удержать.

Не знаю почему, но я ей поверил.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Екатерина… Климентьева.

– Ну, а меня Александр Дробышев, – представился я. – Надеюсь, что сегодняшняя стычка пойдёт вашему приятелю на пользу.

– Вряд ли, – сказала она. – Он обязательно постарается вас найти. А если найдёт, то одними извинениями вы от него не отделаетесь.

– Не думаю, что мне придётся извиняться, – сказал я. – Впрочем, если ему нравятся такие приключения, то пусть попробует.

– По-моему, вы просто не представляете, во что вы ввязались, – сказала она.

Тут она была неправа: кроме его фамилии, имени и отчества я знал о нем и много других интересных вещей, как, впрочем, и о ней самой. Но даже если бы он действительно числился Мастером Художественного Слова, то и тогда бы я не стал ему сочувствовать. Мне никогда не нравились люди, унижавшие близких, даже когда те позволяли им это делать.

– Ладно, – сказал я, – надеюсь, сегодня ему будет не до оперативно-розыскных мероприятий.

Во взгляде, который бросила на меня женщина, такой уверенности не прочитывалось. Я проводил Климентьеву до больничных дверей, попрощался и сел за руль. У меня оставалось ещё целых три часа, чтобы заработать на бутерброд с маслом. А кроме того, мне ещё предстояло определиться с местом для хранения её чемодана.