Анна Боярчук - Сквозь время. Книга первая

Прошло около двух месяцев со дня нашей свадьбы. Однажды утром я проснулась в совершенно непонятном состоянии. По какой-то неведомой причине в моей голове поселилась единственная мысль: я беременна. Конечно, все получилось не так, как мне хотелось. Беременность далась крайне тяжело. В общем, к концу срока я выглядела как вполне приличное приведение: изрядно похудевшее тело, длинные всклокоченные волосы, впалые щеки и глаза, ставшие почти черными.

Даже находясь под неусыпным наблюдением врачей, все началось внезапно. Почти сутки мы с сыном пытались избавиться друг от друга, но безрезультатно. К утру следующего дня от боли, непосильных трудов и изрядного количества обезболивающих я уже была не совсем вменяема. Операцию врачи откладывали до последнего. Я могла ее просто не перенести.

Но все решено. Анестезиолог занес шприц над посиневшей веной. Яркая вспышка операционной лампы ослепила глаза.

Я очнулась в снежно-белой комнате, высокие стены выложены кафелем, немного прохладно. На стеклянных дверях большие красные буквы: «Реанимация». Столько приборов даже по телевизору никогда не видела. Мониторы, трубки, опять мониторы, несколько капельниц и бесчисленное множество разноцветных проводов.

– «Может быть, я уже умерла?» – мелькнула безрадостная мысль в голове, от чего на душе стало совсем грустно.

Находясь в полном одиночестве, я попыталась приподняться, но к своему удивлению обнаружила, что намертво привязана к кровати.

– «Я буйная?!»

Позвать кого-то тоже не получилось, что-то мешалось во рту. Повернув голову, я увидела странную гармошку, которая ездила вверх – вниз.

– «Что же такого произошло со мной?! И главное: где мой ребенок, почему его нет рядом?»

Чуть позже пришла медсестра. На ее внешность я сразу обратила особое внимание. Она была очень привлекательной, но словно без возраста. Такие женщины не работают в больницах, и уж точно не меняют капельницы. Взгляд проницательный и тяжелый, а выражение лица у нее было по-матерински заботливое. И еще почему-то мне показалось, что мы знакомы или она просто напоминала кого-то.

– Проснулась моя милая. С возвращением, – певучим голосом сказала она, ее фраза мне показалась немного странной.

Я наблюдала за ней в полном недоумении. Через минуту пришли несколько врачей и отключили систему жизнеобеспечения. А когда с меня сняли всю реанимационную экипировку, начался бесчисленный поток совершенно глупых вопросов. Дата моего рождения, имена родителей, даже примеры на сложение и вычитание пришлось решать. Я четко называла правильные ответы. А также узнала, что проспала не один день, так сказать: отдохнула на славу.

Когда они закончили, я нерешительно спросила:

– Кто у меня родился?

– Сын, – ответил один из реаниматоров.

– Живой? – чуть слышно добавила я, голос дрогнул.

– Живей не бывает! Конечно, ему тоже немного досталось: небольшая шишка на лбу. Но не переживай, с ним все будет хорошо, лучше о себе позаботься.

Меня захлестнула неописуемая радость, и я вновь заснула, одолеваемая какой-то непонятной усталостью. А когда открыла глаза, передо мной стояла таже медсестра с крошечным свертком на руках. Я сразу догадалась – кто это; сердце запорхало, как бабочка, по всей грудной клетке.

– Он будет очень счастливым, – приветливо улыбаясь, сказала она.

Стараясь даже не дышать, я аккуратно взяла его на руки.

– Привет! Прости, что так долго не виделись!

Слезы радости бурной рекой скатились по щекам, а на губах застыла счастливая улыбка.

Очень сосредоточенно он смотрел на меня бурлящей пучиной бездонных синих глаз, и я растворилась.

На улице март – юный месяц весны. Первые потоки грязного снега бегут в мелких проталинах, обгоняя друг друга, щебечут первые весенние птицы. Большинству людей нравится пробуждение природы. Но, к сожалению, теперь ко мне это не относится. Небо стало гораздо выше, по нему плывут, раскачиваясь, пушистые облака, и светит солнце – яркое, ослепляющее, обжигающее глаза солнце. Кажется, что весной оно просто озверевшее, будто бы мстит за все месяцы поздней осени и зимы.

Сегодня поистине тяжелый день. Конечно, на улице прекрасная погода. Слабый ветерок колышет ветви совсем голых деревьев. Люди переоделись в легкие вещи и идут, улыбаясь друг другу. Ну, что за фарс! Будто кому-то есть дело до проходящего мимо человека.

Стоя у окна, я тупо пялилась на дорогу, продолжая весьма содержательную беседу с самой собой. Последнее время мысленный монолог стал неотъемлемой частью моей однообразной и ничем непримечательной жизни.

– «Для чего я живу?»

Единственный вопрос, который терзал меня на протяжении семи лет.

– «Для чего я живу?»

Слегка заныло в груди.

– «Отлично! Обуревающая депрессия обрела физические проявления»

Утром, все как обычно: проснулась и, натянув дежурную улыбку на бледное лицо, принялась готовить завтрак. Покормила сына, поела сама, хотя уже давно перестала ощущать вкус пищи. Вымыла посуду, почистила газовую плиту и … поняла, что лежу на полу в кухне. Попыталась встать, меня замутило. Кончики пальцев похолодели, а перед глазами взорвался радужный салют.

Неожиданно тупая боль пронзила желудок и перешла в позвоночник. Я метнулась в туалет. Распрощавшись с завтраком, кое-как доползла до дивана. Боль миллионом тончайших игл разрывала желудок. Закинув приличную горсть таблеток в рот, незаметно для себя впала в забытье.

Не знаю: каким образом, но что-то настойчиво стучало в затылок: «поднимайся, поднимайся».

– «Зачем? – повис немой вопрос в голове, и тут же мгновенно появился ответ. – Ой! Сейчас приедет мама. Она собиралась забрать Антона на выходные, а я валяюсь на диване, как тряпка. Не думаю, что мой вид ее обрадует. Что же делать? Ведь я должна что-то сделать. Все как в тумане и перед глазами абсолютно темно. Ах да, точно, они же закрыты!»

Разум требовал действий. В почти невменяемом состоянии, я поднялась. Зачем, осознавала смутно. И тут все стало гораздо хуже.

Я упала обратно на диван, руки и ноги онемели, я их вообще перестала чувствовать. Время потекло странно медленно, как при замедленном воспроизведении. Сквозь какую-то пелену, я услышала крик Антона.

– Папа проснись, маме плохо!

Подошел Макс. Наверное, вид у меня был не очень обнадеживающий, так как на его сонном лице отразилось что-то похожее на испуг. Или же мне тогда это только показалось. Он начал говорить про «скорую».

– Не надо, – простонала я, но он попытался возразить.

И тут сильно зазвенело в ушах, я перестала его слышать. Сердце бешено забилось; хотя нет, было не совсем так. Оно колотило в спину по ребрам, безжалостно и глухо, будто существовало отдельно от меня.