Константин Шахматский - Неуловимая бестия

***

Несмотря на поздний вечер Николая Васильевича не было дома. Михаил, пройдя в гостиную, удобно расположился на диване, а Софья Карловна, расставляя на столе приборы, взволнованно рассказывала.

– Если б я знала, что так получится…

– Что? – спрашивал Салтыков.

– Николя опять ударился в свои опыты. Вакцина ему, видите ли, не нравится. Помнишь, лет шесть назад, у нас холера была?

– Да. Я только в Вятку прибыл. Сам месяц в карантине просидел.

– Так вот, тогда наш Николя с прежним губернатором по губернии ездил, с инспекцией. Потом сам, на предмет прививания. Теперь же по Министерству здравоохранения пришли указания, чтоб в преддверии военных сборов решить вопрос с укомплектованностью вакцинами.

– И-и?

– Вторую неделю дома не появляется! Днюет и ночует у себя в лечебнице. За все это время я его раза два и видела. Заскочит домой, по-быстрому нахватается, и опять, – поминай как звали. Все отговорками отделывается, что с вакцинами экспериментирует. Ты поверишь, нет? …Может, у него любовница?

Салтыков неопределенно хмыкнул, мол, в нашей-то провинции.

– Ревнуешь?

– Нет, но…

Софья Карловна застыла с занесенным фарфоровым чайником.

– Что ежели Николя знает о нас?

– Не выдумывай, – отмахнулся Михаил, – Это же чистой воды Жож Санд. Николя сразу бы мне все высказал, или на дуэль вызвал, …или побил. Лично я так и сделал бы.

Софья с укоризною посмотрела на Михаила.

– Ты циник. Нет, ты – эгоист.

– Согласен с тобою полностью.

– Негодяй, каких свет не видывал, – добавила Софья.

– А вот с этим я бы поспорил.

– Предал лучшего друга. Завел маленький liebesbeziehung 3 3 Любовный роман (нем). с его женушкой.

– И пусть меня накажут за это, – развел руками Салтыков, – И вообще, один раз – не считается. И то, наверное, случайно вышло.

– Какой же ты негодяй, Миша, – повторила Софья Карловна.

Салтыков состроил мину.

– Но ты же сама мне пожаловалась. И вообще, давай закончим этот geschwätz 4 4 болтовню (нем). . Давай, развлечения ради, расскажу тебе случай из собственной практики. Это к тому, что на самом деле, все может оказаться не так, как ты думаешь.

– Ты что, доктор?

– Ежели задача доктора докопаться до источника инфекции, то моя работа следователя – раскопать все факты до единого. Похоже, не правда ли?

Софья Карловна пожала плечиком.

– Напрасно иронизируешь. Мне, к примеру, совсем не смешно. Не так давно допрашивал я одного подозреваемого. Пытался разузнать что-нибудь на счет одной старухи-мошенницы. Раньше я подозревал ее в распространении фальшивых ассигнаций и заговоре. Теперь же этот Шалаевский, так его фамилия, наговорил мне, что старуха к сему не причастная, а вся вина ее в том, что она деньги обменивает на бриллианты и золото. А как накопится у нее с избытком – в землю закапывает.

Софья Карловна недоверчиво фыркнула.

– Не веришь мне?

– Нет.

– Напрасно. У Шалаевского на допросе пена изо рта пошла. Такое трудно симулировать.

– Опять подследственных бьешь?

– Нет, что ты, Софья Карловна!

– Врешь, негодяй.

– Честное благородное.

– Тогда не знаю.

Салтыков поднялся с диванчика и подошел к столу, за которым сидела женщина. Опустившись рядом на стул, произнес фразу, глупее которой и выдумать невозможно:

– Я тут подумал: а что, ежели бы я нашел этот клад и отдал тебе, …ты бы любила меня чуть больше обычного?

– Глупый ты, – отвечала та, – Разве можно купить любовь. Разве только привязанность.

Сказав так, Софья отпрянула. В глазах ее читался ужас и недоумение. Она словно бы очнулась от наваждения.

– Ты опять? У тебя есть девушка! Вот женишься, и ей отдашь. И вообще – не морочь мне голову!

– А что, – проворчал Михаил, – Вот было бы здорово! И прощение Государево получить, и разбогатеть. …Хотя, тогда можно и не жениться.

Так вот для чего нужны деньги! Оказывается, все очень просто: деньги – это свобода. Не нужно строить карьеры, не нужно обзаводиться семьей, не нужно оправдываться перед кем-либо. Да и всемилостивейшее прощение, в таком случае, ни к чему. Оно само превращается в приятное дополнение. Как рюмка хорошего коньяка за обедом.

Аверкиев не стал прятать чемодан с золотом на своей старой квартире, а отдал большую его часть на хранение дворничихе, пообещав солидное вознаграждение. Верил ли он в честность Анюты? Конечно же, нет. Баба, есть баба. Но других вариантов не было. Если она из любопытства и залезет в чемодан, – думал Иван Александрович, – наверняка побоится кому-нибудь рассказывать. Ну, заныкает пару монет. Ничего страшного.

И в самом деле, после обыска на квартире коллежского асессора, в ходе которого Анюта присутствовала в качестве свидетеля, дворничиха заподозрила неладное, и когда жандармы ушли, справилась о содержимом оставленного на ее попечение чемодана самым естественным способом – открыла, и заглянула что там.

Ах, батюшки! Первоначальный испуг сменился нескрываемой радостью. Наконец-то в ее беспросветной жизни наметилось долгожданное облегчение. Они с пьяницей-мужем едва сводила концы с концами, а еще дети, которых и обуть, и накормить. Вряд ли Иван Александрович заметит нехватки маленькой денежки, – подумала Анюта, и взяла из чемодана четыре монеты. Она хоть и дура была, как говаривал ей мужик, но цену золота знала. Даже на один золотой можно много чего прикупить. Она крепко зажала в кулаке сокровища и побежала в лавку к Никите Петровичу.

Толстый как самовар Никита Петрович, увидав запыхавшуюся Анюту возле своего прилавка, упер руки в боки и грозно рявкнул, преграждая ей путь:

– Чего тебе!? Я в долг отпускаю! Ты за прошлый раз еще не расплатилася.

– Расплачусь, родненький, – отвечала с поклоном Анюта, – Вот тебе и за прошлый раз, и за нынешний.

При виде лобанчиков, лицо лавочника сделалось более округлым и засияло всеми цветами радуги. Взяв с прилавка дукат, он взвесил его на ладони и повертел в обе стороны, недоверчиво рассматривая. Кажись, настоящий.

– Ты где взяла его, дура? – спросил он как можно строже, – На дороге нашла? У тебя ж отродясь таких денег не было.

– Нашла, Никита Петрович, – соглашалась дворничиха, – Да тебе-то что. Дай мне лучше за него канифасу отрез, да аглицкого сукна дай. А еще ситцу и бархата дай самого лучшего. И смотри, с бумагой не жадничай, – заверни как полагается.

Анюта быстро тараторила, продолжая список жизненно важных товаров, а лавочник, фыркнув, полез доставать.

– Да не части ты! – ворчал он, – Помедленней.

Из лавки дворничиха выходила раскрасневшаяся и довольная.

– Пойдем, касатик, – кивала она мальчику, выносившему следом за ней кучу перевязанных бечевкою свертков.