Константин Шахматский - Неуловимая бестия

Губернатор взял в руки папку с бумагами и хлопнул ею об стол. Муха, скорее всего, погибла.

Ни один мускул не дрогнул на лице Салтыкова. Он развернулся, и пошел прочь. В спину ему Николай Николаевич проговорил:

– Потеплело, видать. Ишь, расползались.

Когда за чиновником закрылась дверь, губернатор облегченно выдохнул и наклонился к ящику письменного стола, где была припрятана спасительная бутылочка. Он, как и всякий русский человек, трагически переживал по поводу смерти Николая Павловича – четвертый день как.

– Ну, что, ищите Аверкиева?

– Ищем, Ваше превосходительство. Я всех агентов задействовал. Пока никаких результатов.

– Что ж вы так, в родном-то городе, – Леонтий Васильевич отложил перышко, – Мельхиседек, вон, за две тыщи верст от нас спрятался, а вы уже знали где он. Почему с розыском простого коллежского асессора такие затруднения испытываете?

– Побежал бы в леса – я бы тоже знал, – Сагтынский нахмурился.

– Не мне вас учить, Адам Александрович. В Петербурге злачных мест мало? На худой конец, нагрузите полицию. Учините по месту жительства обыски. Или же для этого особые методы требуются?

– По линии соседнего министерства уже проводятся мероприятия. Я каждый день получаю от них сведения. У них пока тоже – ничего. Видать, хорошо спрятался.

– А он точно в Петербурге скрывается? Вы ничего не путаете?

– Точно, Ваше превосходительство. У него тут дама сердца на Гороховой. Сердцеедка, доложу я вам, каких свет не видывал. Так что ждем. В ближайшее время, думаю, появится.

– Не знаю, не знаю. Женщина, вариант сомнительный. Она и предупредить может.

Дубельт с тоскою взирал на помощника, будто бы ждал от него более серьезного предложения. И тайный советник ответил ему весьма оригинальным способом.

– Вы, Леонтий Васильевич, Мельхиседека вспомнили… Что ежели и его, на всякий случай, задействовать? Он не то что Аверкиева, он и побольше рыбу лавливал. Вспомните?

– Мельхиседека? По-моему, я настоятельно рекомендовал от него избавиться.

– Не успел пока, Ваше превосходительство. Он сейчас в Пермском тюремном замке сидит под надежной охраною. Посулим амнистию, предложим обратно часть награбленного, ежели найдет нам Аверкиева. Взыграем на низменных чувствах, так сказать. А он, бастард, без чести и совести. Согласится, я думаю.

Дубельт покачал головой.

– А где гарантии, что ежели он найдет Аверкиева, то не передумает? Ему выгодней все золото себе забрать, а чиновника и убить можно.

– Его наш человек проконтролирует.

– Еще агент?

– Да, Ваше превосходительство. Из криминальной среды, занимает определенное положение. Завербовали мы его, хотя ни разу не использовали. Вот и проверим.

– А не проще ли вашему агенту напрямую поручить поиск Аверкиева? Зачем огород городить?

Сагтынский, не теряя терпения, повторил тем же спокойным голосом:

– Я же говорю, Ваше превосходительство, агент еще не проверенный. К тому же, если мерзавцы будут действовать сообща, нам же легче за ними следить.

– Ладно, – устало вздохнул Дубельт, – Будь по-вашему. Только дайте мне результат.

***

Разобравшись с анализами и закончив осмотр, доктор Ионин явственно заскучал. Все симптомы говорили о том, что Софья Карловна беременна. А еще внезапные недомогания, перемены в настроении, желание откушать чего-нибудь этакого. В общем – полный набор.

Нет, Николай Васильевич был не против очередного ребеночка. Дети, это хорошо. Но когда произошло зачатие? Весь прошлый месяц он был завален работою, появлялся дома редко, отношения с супругой – хуже не куда. Помнится, даже ругались с ней. Опять же, по поводу занятости. Ну, спали несколько раз вместе, и что?

В самом деле, своего первенца, Колю, супруги родили с большим затруднением после многолетней череды неудач. Весь процесс вынашивания плода сопровождался нервными срывами Софьи и обвинениями в адрес Ионина.

– Поздравляю тебя, Софья Карловна. Ты беременна.

– Сколько? – строго спросила женщина.

– Четыре недели, приблизительно.

Софья запрокинула голову.

– О, Господи!

– Что-то не так, душенька? Ты, кажется, удивлена не меньше моего.

– Нисколечки!

– Отчего такая реакция?

– Не каждый день у нас с тобою что-то получается, – Софья со значением посмотрела на мужа, – Сам-то, вон, побледнел как полотно.

Ионин промолчал. Ему не чего было ответить. Вместо этого он еще сильнее нахмурился.

– Чего молчишь?

– Так, думаю.

– Чего ты там думаешь! – Софья встала с кушетки и начала одеваться.

– Где денег взять. Прибавление ожидается.

– А негде! – заключила супруга, – С частной практикой плохо. Ты всех пациентов растерял со своими опытами. Теперь одна дорога – на паперти попрошайничать. Но не волнуйся, я тебя от этого огражу. Сама встану с протянутой рукою: пода-айте, Христа ради, люди добрые! Я беременная жена губернского лекаря Ионина. Нам кушать нечего.

– Перестань поясничать! – оборвал доктор, – Что-нибудь придумаю.

– Думай, kopfgarten 6 6 Голова садовая (нем). , – острые скулы Софьи Карловны, кажется, сделались еще более острыми.

– Я закончил свои опыты с новой вакциною. Теперь жду подтверждения.

– Тебе за нее заплатят?

– Ежели все удачно сложится.

– И сколько нам ждать? Год, два?

– Не знаю, душенька. Но думаю, все получится.

– Понятно, – хлопнув дверью кабинета, Софья Карловна выбежала прочь.

Она стремглав неслась по улице. Не оглядываясь по сторонам, не обращая внимания на удивленные взоры прохожих. Несколько знакомых дам, попавшихся ей навстречу, даже не успели поздороваться – так она быстро бежала. Бежала, пряча заплаканное лицо и душившие слезы. То были слезы отчаяния. Она решительно не предполагала, что так закончится.

– Подлец! Негодяй! – всхлипывала Софья Карловна на ходу.

И слова эти относились отнюдь не к собственному мужу. Был еще человек, которого она только что возненавидела.

Дмитрий Гаврилович Бибиков, мягко выражаясь, недолюбливал Дубельта. Хотя по роду деятельности им приходилось общаться, их отношения носили сугубо официальный характер и никогда не переходили в дружеские. И разница в возрасте не имела решающего значения. Старый солдат, участник Бородина, по праву считал Дубельта молодым интриганом и не упускал случая от души насладиться промахами или досадными упущениями, что время от времени возникали в соперничающем департаменте. А еще, между ними существовало своеобразное соревнование: кто кого опередит или окажется прозорливее.

Впрочем, кое-что общее у этих господ, все-таки, было. Как высокопоставленное лицо, обремененное государственными интересами, министр внутренних дел так же был вынужден добиваться желаемых результатов всеми доступными способами. Человек военный, привыкший жертвовать, Дмитрий Гаврилович мог запросто кинуть на алтарь победы пару-тройку невинных душ, прекрасно осознавая, что все это воздастся ему сторицей и окупится, что все это он делает ради общего блага, ради Государя, ради Отечества.