Габриэль Духовская - Дракон Песка. Становление

Злость жила во мне, заставляя выздоравливать быстрее. Несмотря на вонь от немытых тел соседей, духоту, стоны… Люди здесь умирали постоянно, вопреки стараниям целителей. Чаще всего по ночам, в чадящем свете факелов, которые зажигали каждый вечер и которые я уже мечтал затолкать тому, кто их ставил, куда поглубже. На рассвете мертвые тела выволакивали санитары. Мой приятель и спаситель уверял, что я тоже должен был умереть – но я выздоравливал. Но так и не мог вспомнить свое имя или имена родных. Может, их просто не было?

Мимо меня протащили очередной труп. Этого типа доставили неделю назад, и он даже пошел на выздоровление, но не дошел, как и очень многие до него. Кери озабоченно смотрел на тело, но с плотно сжатых губ обычно болтливого парня не сорвалось ни звука. Что было странно. Впрочем, как я стал замечать, странным было не только это. Здесь странным было всё.

Заметив мой взгляд, целитель присел рядом.

– Что-то случилось, сердце мое?

– Да вот думаю, чем этот тип болел? Не опасно?

– Что ты! Я его осматривал – обычное ножевое! Боишься?

– Конечно! Мне к потере памяти и переломам только болезни не хватало!

Кери засмеялся, дружески потрепав меня по плечу:

– Ни в коем случае, мой друг! Надеюсь, у судьбы на тебя другие планы! Но, пожалуй, ты прав, – приготовлю тебе укрепляющее! Нет, правда, мне очень нужно, чтобы ты выздоровел, солнышко!

Едва он унесся прочь с кружками для лекарств, как подошел вислоусый, брезгливо оглядел меня с головы до ног и проворчал:

– Ишь, наш шустрик полюбовничка себе присмотрел! Вот ща он тебе заварит… Глотнешь – и навсегда тут останешься!

– Пошел ты… – посоветовал я, но он не унялся.

– Не ты первый, придурок! Я пьяный, а не слепой!

– Это не отменяет маршрута, – пожал я плечами. – Иди уже, а…

Он постоял, покачиваясь, словно собирался упасть, отхлебнул из своей фляги и ушел, бормоча что-то нецензурное.

В очередной раз я проснулся уже вечером. Возле головы на деревянной доске стояла кружка. Неугомонный Кери все-таки сварил питье. Я почему-то вспомнил слова санитара. А ведь старый алкаш в тот момент был весьма серьезен, не походили его слова на пьяный бред…

Я понюхал кружку. Лэйны небесные! Меня чуть не вырвало, такой мерзкий сладковатый запах был у напитка. Не знаю, при чем тут любовь – в голову полезли ассоциации с несвежим трупом. Я решительно вылил снадобье на земляной пол под кроватью и поставил опустевшую кружку на место. Не знаю, что за дрянь сварил паренек, но пить не буду.

Утром меня разбудил шум и голоса. Принесли очередного доходягу – начинающего охотника на нечисть возле кладбища порвал какой-то монстр. Я лениво наблюдал, как его раздевают, обрабатывают раны, зашивают, перевязывают… И внезапно понял, что мне эти раны не нравятся. Над ними словно витала дымка. Я вгляделся пристальнее – она исчезла.

Пришлось отловить пробегавшего мимо с кучей бинтов Кери и уточнить, что с охотником. И не мог ли монстр на кладбище чем-то его заразить? Целитель кивнул и, швырнув повязки своему собрату по ремеслу, склонился над раненым. Возился он так долго, что я не дождался объяснений и уснул…

– Ты был прав! – сообщил он мне вечером во время ужина. – Мы успели обработать раны, зараза блокирована. Похоже, спасем!

– Рад, если так! – ответил я. Хотя теперь дымка клубилась уже над всем охотником, притягивая взгляд…

А ночью в дрожащем свете факела я увидел, как охотник, не подававший признаков жизни, поднялся, оглядел лежащих вокруг поблескивающими красным глазами и необычайно резво для умирающего двинулся к одному из них. Я лежал, затаив дыхание, и делал вид, что сплю. Неизвестная тварь на мгновение задержалась у моей кровати, принюхалась, кивнула одобрительно, но двинулась дальше, к выбранной жертве. Я видел, как жуткое существо склонилось над пациентом, донеслось хлюпанье, от которого волосы на голове встали дыбом. Но я не издал ни звука, внезапно осознав, что мне нечего противопоставить этой твари. Я был еще слаб, а она сильна и проворна, а главное – сыта… Сыта. Есть хочу! Ну почему же монстр ко мне не подошел, я бы его!.. Что-то мне не то лезет в голову…

До рассвета я лежал, боясь шевельнуться, и, как ни странно, заснул. А утром меня разбудил негромкий разговор. Обсуждали, что один из больных все-таки умер, несмотря на усилия лекарей. Я подозвал Кери и попросил оружие. Любое. Он сперва высмеял меня, но все-таки принес достаточно большой нож с покрытым узором лезвием, удобный и острый.

– Только не порежься! А зачем тебе вдруг понадобилось?

– Неуютно как-то, – соврал я. – Понимаешь, раньше у меня, похоже, всегда было оружие.

– Ты вспомнил, кто ты? – обрадовался он. Я отрицательно качнул головой. Он тяжело вздохнул, поправил подушку и сообщил: – Тут часто умирают люди, но я все еще не могу привыкнуть! Каждый раз, когда их отправляют на кладбище, так тяжело на душе. Казалось бы, кто они мне… Взять хотя бы хозяина ножа – он умер три дня назад, хотя были все признаки улучшения! Или вот сегодня ночью умер мужик, а ведь явно у него дом был, семья, только порезали в кабаке, и он не смог назвать себя, так и умер – безымянным! Эх!

Я вспомнил чмокающий звук, крадущиеся движения твари, и меня передернуло.

– Что с тобой, ты побледнел, сердце мое! – Кери коснулся моего лба. – Что случилось?

– Рана заболела, – пожаловался я. Почему-то не получалось рассказать ему правду. Я просто знал, что об увиденном трепаться нельзя. Никому. – Иногда почти не чувствую, потом – как ударили, боль просто чудовищная! Знаешь, Кери, я все умереть боюсь! Часто тут?..

– Бывает! – Он тяжко вздохнул. – У нас отделение такое, нехорошее. Иногда вроде уже на поправку пошел человек, а утром – холодный. И ничего сделать нельзя! Своих бы дней им отдать, чтобы жили! И знаешь… – Он наклонился ниже и прошептал: – Иногда мне кажется, что эти люди не сами уходят, кто-то помогает им! Но я не могу ничего доказать! Ты, если что увидишь, сразу мне шепни, ладно? Может, их кто-то убивает? Только больше никому.

Я не мог его утешить и, даже зная, что он прав, не мог заставить себя говорить. То, что не давало мне вспомнить, заставило и молчать. Жаль было парня. Но перед глазами стоял жуткий ночной гость.

Беспокойство не унималось, хотелось чего-то более существенного, чем этот ножик. Он был слишком красивый, слишком хороший для грязной резни, которая, чувствовалось, предстояла. Предчувствия… Они тревожили меня, пугали, изматывали. Я ощущал себя словно измочаленная, изгрызенная бродячей собакой кость… Что-то должно было вот-вот случиться, и уже хотелось, чтобы все закончилось – как угодно, только скорее! И я опять метался на жесткой лежанке, не в силах заснуть до утра. Что бы это ни было, пусть оно случится…