Татьяна Авлошенко - Правило игры

– Я от единожды сказанного отрекаться не буду.

– Не за тем звала.

– Что надо?

– Мне нужно Зеркало Полуночных Глаз.

– Зачем оно тебе, ведьма?

«Холодный гнев, – подумала Гризельда. – Волна холодного гнева прошла меж ними».

– Для того, чтобы самой взять его в руки, чтобы посмотреть на него, понять сущность, уяснить пределы могущества и, может быть, уничтожить! Слишком много рассказов, легенд и пустопорожней болтовни ходит вокруг этого артефакта. Ты пойдешь…

– Пойду. В дверь, за порог, подальше от твоего дома.

– Не-ет, ты пойдешь за ним, – тонко улыбнулась Магдалена. – Ты пойдешь, потому что… – ведьма замолчала, поднося к губам лжетопазовый кубок, до краев наполненный красным вином. – Ты пойдешь, потому что Аранеус тоже ищет Зеркало Полуночных Глаз.

Мимолетная тишина, та, что сплетается вокруг клинка, вырванного из ножен, но еще не ушедшего в замах, тишина, растянувшаяся на вечность.

– Почему ты, Верховная, просто не прикажешь принести тебе артефакт? Законы ведающих изменились?

– Нет. Но Зеркало нельзя добыть колдовством, только приблизить, а потом взять руками, человеческими руками. А дотянуться до него нынче очень трудно. Кто был его последним владельцем? – резко спросила Магдалена.

– Альберих Генский? Он получил Зеркало из рук самого Светлейшего, после того как… – Вольга прикусил губу. Гризельда знала, о чем и о ком вспомнил сейчас смолен.

– Альберих был предпоследним. Незадолго до смерти он отдал артефакт ученику.

– Даину?

– Да. Теперь этот придурок полностью оправдывает свое имя 1 1 Даин – «мертвый». , взятое им, чтобы пугать невежественных нордрских пахарей. Он утонул в Смолене, напротив того места, где лежит на берегу приметный черный камень. Зеркало было с ним.

– Почему именно я?

– Почему нет? Ты ловок, ведьмак, умен, проворен. Тебе нет смерти, кроме как по воле твоей. Ты хорошо знаешь Окаян и сумеешь договориться или справиться с любым, будь то человек, зверь, нежить или тварь.

– А еще ты надеешься, что Зеркало Полуночных Глаз заставит меня…

– Нет. Многие и многие держали его в руках, но воспользоваться смогли единицы. Но ты прав в том, что я надеюсь. Надеюсь, что наконец случится то, что все же заставит тебя принять власть. Глупо отказываться только потому, что твой отец…

– Хватит! – Вольга ударил по столу ладонью. – Я пойду.

– Тебе потребуются спутники. Одна уже есть.

Гризельда еще смотрела на дверь, ожидая, когда в комнату войдет та, кому суждено сопровождать Вольгу в предстоящем походе, а смолен уже срывался с места яростным вихрем.

– Ты спятила, ведьма?! Сколько я ваших обрядов…

– С каких пор ты стал бояться крови? Как будто меч и руки твои в ключевой воде. Но не в этом дело. Просто ее пальцы тоньше твоих. Мы не знаем, откуда придется вытаскивать Зеркало. И есть многое, что женщине сделать проще. Или же только она на это способна.

– Гризельда – принцесса императорского дома!

– Ну и что? Дочь двоюродного племянника будущего императора. Во дворце таких, как цыплят в курятнике. Ты посмотри на нее, Вольга. Ни красоты, ни пользы. Никому не нужна. Пусть лучше идет с тобой. Может, счастье свое повстречает.

Магдалена была права. Права горькой правдой, которую люди не говорили принцессе Гризельде, но которую охотно показывало все, что могло отражать. Короткошеяя кубышечка с круглым белым лицом. Рот, который слишком часто улыбался, вздернутый нос, на который, стоило показаться солнцу, лезли проклятые веснушки. Рыжие прямые, как солома, волосы никак не хотят укладываться в благонравные прически. Сапфировые очи Берканы из Аскхейма множество раз повторились в ее потомках, но Гризельде достались глаза, цветом напоминающие южные орехи-каштаны. При дворе же красавицами почитались девы печальные, тонкие, бледные до прозрачности, с золотыми мелкими кудрями. Ох, и смеялась же, верно, судьба, награждая принцессу из дома Бремингов Лорейнских внешностью толстухи-деревенщины!

Будь Гризельда по праву рождения ближе к престолу, женихов прельщало бы ее высокое положение, но она принадлежала к младшей ветви рода, и знатнейшие дворяне Империи не спешили свататься к невзрачной девушке-перестарку, поджидая, пока подрастут дочери ее братьев, которые, по всему, станут настоящими красавицами.

Некоторое время за ней ухаживал барон из свиты наследника – мощный, шумный и веселый. Он нравился Гризельде, и девушка с легким смущением мечтала о дне, когда кавалер отправится к императору просить руки правнучки. А потом она однажды услышала, как тот, кого уже считала женихом, со смехом говорит приятелям, что берет «дурочку» «на племя» и «крови ради». Гризельда не стала мстить, просто сказала бабушке, что не хочет выходить замуж за борона. Беркана ничего не спросила, но через несколько дней коварный кавалер отправился охранять южные границы Империи.

Никто не решался произнести вслух, но многие думали, что, если рыжая некрасивая принцесса, слишком много времени проводящая в библиотеке среди пыльных свитков, и станет наконец чьей-нибудь невестой, так только Христовой. Пустоцветы обрывают.

– …Магдалена, ты не понимаешь, что начнется в Лагейре и Империи, если завтра утром принцессы Гризельды не окажется в замке Дракенцан?

Ведьма лукаво улыбнулась.

– Страшно подумать. Кстати, девочка, а почему тебя не ищут?

– Я сказала, что ухожу в монастырь святой Феклы помолиться за душу прабабушки. Я была там… Два шага солнца…

Магдалена расхохоталась.

– Ты слышал, Вольга? Монастырь святой Феклы! Обитель вдов, невест, потерявших женихов, дочерей, похоронивших родителей. Никто не смеет тревожить затворниц, если сами они не решат покинуть монастырь. Два шага солнца! Девчонка не пропадет. Принцесса Гризельда не существует больше для своей семьи, Империи, этого мира, пока сама не захочет вернуться.

– Магдалена, мы…

– Мы не можем распоряжаться судьбой девочки? Хорошо, пусть сама скажет, что ей милее – медленное увядание в монастыре или случайный живой выигрыш странствий? Что скажешь, принцесса Гризельда?

«Что скажешь, принцесса Гризельда?» – рявкнули эхом белые звериные морды.

«Что скажешь, принцесса?» – звякнул о стол кубок с красным вином.

«Что скажешь?» – прошелестело где-то за дверью, уползая вглубь дома.

Что?

Затычка неба в щели окна, тщательно выметенный двор, ни травинки не пробивается меж плит, строгая и скорбная – постаревшая, потерявшая – Пречистая Дева взирает на склоненные головы в черных уборах. Навсегда.

Расступившиеся деревья открывают дорогу к морю, до него ровно столько шагов, на сколько осталось сил; ветер в лицо поднявшейся на вершину холма; купол ветвей, пляска костра, напротив глаза, подобные звездам, отраженным в водах Смолены.