Сергей Борисов - Черный парус беды

– Даже не знаю, с чего начать.

– Только не от Адама, – предупредил я.

Федор поморщился, не приемля шутки.

– Не смешно. Совсем. Джон хотел меня убить. Он гнался за мной. Чтобы убить.

Полуяров говорил сбивчиво, запинаясь, мысленно переживая происшедшее, и мне приходилось периодически понукать его.

Из рассказа Федора следовало, что когда «Золушка» заскребла килем по камням, он пополз на бак, чтобы… Наверное, чтобы бросить якорь. Хотя он не уверен, что именно за этим. Он плохо соображал в тот момент, почти совсем не соображал. Потом был удар, его швырнуло на носовой релинг 5 5 Ограждение из стальных трубок на носу и корме яхт с натянутыми между ними тросами-леерами . Когда он попытался подняться, то оказалось, что его ноги оплел неизвестно откуда взявшийся трос. Он стал сдирать его, но трос, как заколдованный, лишь плотнее обвивал ноги. Он услышал призыв Джона и крикнул в ответ, что не может вернуться. И вспомнил про нож. У него же есть нож! Он изловчился достать его из кармана непромоканца, хотя внешний клапан никак не пускал руку внутрь. Достав, стал резать путы на ногах. На палубе появился шкипер. Тоже с ножом. А дальше произошло все, как в страшном сне или американском детективе категории «В». Вместо того, чтобы помочь товарищу и перерезать веревки, Джон Дудникофф вознамерился перерезать ему горло.

Спасая свою единственную жизнь, Федор перевалился через борт и уже в воде понял, что путы чудесным образом спали, и он может бежать. То есть плыть. В общем, спасаться. И он ломанулся к берегу. Там он обернулся и увидел, что Джон последовал за ним, и намерения у Дудникоффа были самые кровожадные. Федор помчался прочь – прочь от «Золушки», от Джона, от всего невероятного и чудовищного, что несколько минут назад могло с ним произойти, но по какой-то счастливой случайности не произошло. Волны с ревом накатывались на берег, забрасывая пеной черные камни. Федор бежал, не думая, что может поскользнуться, и тогда его уже ничто не спасет, а за ним бежал Джон, и нож был в его руке. Федор птицей взлетел на гряду, на которую при обычных условиях еще подумал – лезть ли, и запрыгал по валунам вниз. Последний прыжок, и вот он уже на плато, рассеченном, как хлеб ножом – о, Боже, только не это! – какими-то рвами. А Дудникофф был уже на гребне. Джон догонял его! Огибать рвы не было времени, и Федор прыгнул! Он приземлился на другом краю рва и понесся дальше. Кровь отбойными молотками стучала в висках, сердце подкатило к горлу. Он оглянулся и… никого не увидел. Федор пробежал еще несколько метров, снова оглянулся и остановился. Никого! Он согнулся, уперев руки в колени, стараясь продышаться. Когда мятежное сердце немного успокоилось, он выпрямился и медленно, словно шел по трясине, двинулся назад. Джон лежал на дне рва, раскинув руки, вывернув голову, из угла его рта змеилась струйка крови. Шкипер тоже пытался перепрыгнуть яму, но что удалось беглецу, не удалось преследователю. Федор смотрел на человека, который хотел его убить, а теперь сам был мертв.

– О чем я в тот момент думал, не помню, – говорил Полуяров. – Хотя… О проклятии думал. Еще думал, что в Джона вселился дьявол. А Всевышний меня уберег. Почто простил грехи мои?

При этих словах Полуярова я едва удержался от совета не поминать имя Господне всуе. Может, и отпустил тебе Господь грехи, Федя, но я человек обидчивый и злопамятный, так что ты мне еще ответишь на пару вопросов.

– Потом спустился в яму. Пошевелил Джона, хотел куртку расстегнуть, ухо к груди приложить, может, жив все-таки. И не смог. Да и видно было: мертв он. Совсем. Я обхлопал карманы его куртки. В одном кармане был спутниковый телефон. Разбитый. Он же его перед штормом в карман положил.

Я подумал: «Вот и объяснение – я не видел, искал, гадал, куда делся, а Федор заметил. Просто-то как».

– В другом кармане была плоская бутылка коньяку. Я ее взял.

– Это понятно, – сказал я. – Результат на лице. Что же ты на яхту не вернулся, а, Федя?

– Испугался. Мысли дурные в башку лезли. Что, если не только в Джона бесы вселились? Вернусь, а меня на ножи. Проклятие-то одно на всех было, вдруг только меня не тронуло? Ну, я из ямы выбрался и пошел вдоль гряды. А ноги не идут, подламываются. Если бы не коньяк, шагу ступить не смог бы.

– Это ты с ним с шагу сбился. Не путай кислое с пресным.

– Ну, давай, Андрюха, добивай! – плаксиво проговорил Полуяров. – А мне плохо было, так плохо…

– Не ной, – оборвал я этот плач Ярославны. – Дальше что было?

– Увидел дыру какую-то, вроде пещеры, залез туда. А потом заснул, коньяк помог. Когда проснулся, уже день был. Солнце, шторм стих, не страшно совсем. И я пошел вас искать.

– Ты зачем в наших вещах копался?

– Это я машинально.

– Что, папа в детстве не объяснил, что рыться в чужих вещах нехорошо? Ладно, проехали, что потом?

– Забрался на «Золушку», а там пусто.

– Тогда ты еще на грудь принял и спать завалился, – завершил я чужой рассказ.

Полуяров-младший понурил голову, а я чуть более миролюбиво продолжил:

– Сейчас-то как, головка не бо-бо?

– Отстань от него! – нарушила обет молчания Шелестова.

Я воззрился на нее. С чего это мы такие жалостливые?

Мила хотела еще что-то сказать, даже начала: «И вообще…» – но осеклась.

– Жалеешь, значит. – Я зло прищурился. – Зря! Между прочим, это по его милости мы в такой заднице оказались, что даже не представляю, как мы из нее выберемся. И когда. И выберемся ли вообще.

– Должны, – сказала Мила.

* * *

– Похоже, ты за нас уже все решил. – Чистый был мрачен.

– Так ты против? – удивился Полуяров.

– Конечно. Игрушки все это. Клады, пираты, Плевако, жулик какой-то из прошлого века.

– Из позапрошлого, – вскинулся Козлов. – И Кудриянов был не жулик!

– А мне по барабану. Захотелось в казаки-разбойники поиграть – ваше дело, но мы-то тут при чем?

– Постой, – теперь уже вскинулся Федор. – Мы же одна команда!

– С чего ты взял? – Чистый скрестил руки на груди, что на языке жестов означает «плотная защита». – Мы что, клады искать подряжались? Нет. Только лодку перегнать. Да ты понимаешь, что это противозаконно? Кому эти острова принадлежат? Португалии. А мы куда идем? В Касабланку. Вот нас португальцы и спросят: а что это вы, любезные, на наших островах делаете? Шли в Марокко, а оказались у нас.

– Острова необитаемы, – вклинился с уточнением Козлов. – Это заповедник.

– Тем более! В заповедник лезть – еще один закон нарушать. До кучи. Нет, ребята, я в тюрьму не хочу. Пусть даже самого высокого европейского уровня, а не хочу. И Джон не хочет, так ведь?

Чистый явно надеялся на немедленную и безоговорочную поддержку, но Джон не торопился с ответом. А когда заговорил, сказал не совсем то, что ожидал от него Костя.