Сергей Борисов - Черный парус беды

Вот еще новость.

– Никто не собирается тебя убивать, – заверил я Петьку, но мой голос лишь подстегнул его:

– Вы пришли за картой! Я знаю! Вот карта! Берите!

Козлов выхватил из-за пазухи вчетверо сложенный лист и кинул его в мою сторону. Лист затрепыхался в воздухе и упал обратно на дно ямы.

– Мы пришли за тобой, – со всей возможной теплотой сказал я. – И нужен нам ты, а не карта.

– Не убивайте! – снова заорал Козлов, превратно истолковавший мои слова.

– Да пошел ты, Петя! – вскипел я и сказал Миле. – Хрен с ним. Пусть валяется. Главное, что живой.

Шелестова повернулась и пошла к Федору, который оставался там, где застал его крик Козлова. По-моему, Полуяров даже присел от испуга.

Я последовал за Милой, но остановился, когда мне в спину ударились слова:

– Андрей! Это она убила! Я знаю! Я видел!

Видел он. Я не видел, но тоже знаю. Да, убила, ну, так было за что.

* * *

– Я не хотела его убивать, – сказала Мила.

Мы снова были на берегу. Сидели, пили, ели. Я, Федор и Шелестова. Козлов расположился в отдалении. Я отнес ему чипсы, бутылку воды и несколько «лепестков» плавленого сыра в вощеной бумаге. Петька с такой жадностью набросился на еду, что мне стало совестно за свое поведение. Грубовато я с ним все же. Но, честно скажу, любезничать не было ни сил, ни желания. Да и к тому же, из такого сумеречного состояния, в каком пребывал Козлов, надо выдергивать, как вырывают зуб, решительно и не миндальничая. Ну, я и расстарался.

Когда Петька швырнул нам вдогонку слова, превращающие Людмилу Шелестову, даму приличную во всех отношениях, в закоренелую преступницу Милку-Яхтсменку, я повернул назад. А Мила даже шага не замедлила… Федька же, по-моему, так ничего и не понял. Тормознуло его, видно, после всего пережитого.

Я прыгнул в яму. Козлов пытался мне что-то сказать, но я перебил его:

– Знаю, Петя, знаю. Все знаю. Только не убивала она его. То есть это у нее случайно получилось. Может, она тебе этим жизнь спасла. Не думал об этом? А ты подумай, мон шер. Есть, о чем.

Я говорил быстро, не давая Козлову ни ответить, ни осмыслить услышанное. Я хотел вышибить из его головы лишние, случайные мысли и поместить вместо них мои собственные. Потому что, в отличие от некоторых, у меня голова в норме. Я могу рассуждать здраво, и вот доказательство тому: я давно понял, что это Мила ударила Чистого. Убила… Я даже понял, почему она это сделала. Я не знал одного: был ли Петр Козлов заодно с Чистым и Джоном? Вроде бы все говорило за то, что Петька понятия не имел о том, чем они промышляли, помимо мирной перегонки подержанных яхт из Нового Света в Старый. Но полной уверенности у меня не было, и развеять сомнения мог только сам Козлов: если живой – значит, ни при чем он; если пропал или мертвый – значит, Мила и ему врезала по голове, сообщнику. Только скрывает это. И кто ее осудит за эту скрытность? Не я.

– А ты чего здесь расселся, а, Петя? – продолжал я терзать мозги Козлова. – Что ты здесь не видел? Камни и камни. Ты чего на «Золушку» не вернулся?

– Боялся.

Ага, вот и голос уже другой – без сумасшедшинки, и глаза другие – без нее же.

– Милу боялся? Ну, это ты зря.

– Я думал, – схватил меня за руку Петька, – что мы с ней вдвоем на всем острове. Ну, может, еще Джон. Я думал, что отпустила она меня, чтобы я ей золото Кидда принес. А я его не нашел. Искал и не нашел. Потом ногу подвернул… А если бы нашел, то она бы меня убила, чтобы все себе взять. Понимаешь, это из-за золота все. Они его себе забрать хотели.

– Кто?

– Чистый и Джон. И Мила. А потом разругались, не поделили. Чистый Миле что-то говорил, говорил, а потом она его… А Джона уже не было. Чистый сказал, он за Федором побежал, и сказал, что Джон его догонит, что не жить Федьке. Но это еще до того было, как Мила… А потом она мне… А я ей…

Козлов начал путаться, глаза его закатились, и я поспешил снова взять инициативу в свои руки:

– Понял я, Петя, понял. Но ты успокойся, все самое страшное позади. Скоро за нами прилетят спасатели, может быть, даже на голубом вертолете. Пойдем отсюда.

– Я не могу.

– Почему?

– Я не могу! У меня нога.

– А я тебе помогу.

– У меня нога!

– А ну вставай, – заорал я. – Хочешь, чтобы я тебя на своем загривке пер? Не выйдет. Вставай, сучий потрох!

Козлов зашевелился, попытался встать и не смог. Смотри-ка, действительно, нога. Придется помочь.

– Больно, – скулил Петька.

Мы выбрались из ямы. Точнее, я его вытолкал.

– Идите, – крикнул я Шелестовой и Федору. – Мы за вами.

Ковыляли мы долго. Я ругался сквозь зубы. Козлов охал и ахал. Его рука, неожиданно цепкая, ни на секунду не отпускала мое предплечье.

Метрах в пятидесяти от нашего импровизированного бивуака – с пакетами, уже полупустыми, с разодранными обертками и валяющейся на камнях одеждой, – Петька вдруг уперся.

– Дальше не пойду.

– Не валяй дурака.

– Не пойду!

Как я ни старался его образумить, Козлов стоял на своем, вернее – сидел на своем. Потому что наконец-то отпустил меня и со стоном рухнул на землю.

– Ну и черт с тобой!

Я направился к Федору и Миле, но по мере того, как приближался к ним, шел все медленнее, медленнее… Мне положительно не нравилось то, что я видел. Пожалуй, опасения Козлова были не безосновательными. Полуяров стоял на коленях и что-то жевал. Но это ладно. Рядом с пакетом, из которого он выуживал то ли крекеры, то ли галеты, лежала моя дубинка-черенок. А в руках у Милы было ружье для подводной охоты. Наконечник гарпуна ненавязчиво смотрел в мою сторону.

Как-то это все было неприятно. И почему-то мне отчаянно захотелось дать задний ход. Но гордость не позволила. Или тупость.

– И что дальше?

Я стоял перед ними и ждал чего угодно – от стрелы в глаз до предложения присоединиться к трапезе. Но больше, все же, первого.

– Что он тебе наплел? – спросила Шелестова.

– Кое-что.

– И что ты намерен делать?

Я задумался, затем признался:

– Была бы ты помоложе, я бы тебя отшлепал. За игры с оружием, пусть и подводным. Но ты у нас, Мила, человек взрослый, поэтому рукоприкладство я себе позволить не могу. Я лучше тебя выслушаю.

Шелестова опустила ружье. Я хотел сказать, чтобы она того, поаккуратнее, чтобы не нажала ненароком спусковой крючок. Наконечник стрелы почти касался ее ступни. Только еще одного калеки нам и не хватало. Хотел сказать и не успел, Шелестова меня опередила:

– Этого я и хочу. Чтобы ты меня выслушал. А потом можешь поступать так, как считаешь нужным.

– Насколько ты мне это позволишь, – сказал я, показывая глазами на ружье в ее руках.

Шелестова вдруг засмеялась:

– Да это я убрать хотела, а то еще выстрелит, а тут ты подошел.

Так я ей и поверил! А Федор просто так рядом с дубинкой расположился. Хотя бывает, все бывает…