Ольга Апреликова - Горькое логово

Ярун молча поцеловал его в висок, и Сташка тут же забыл, как странно и точно он только что назвал его, и боль утихла. Он снова положил голову Яруну на плечо, теснее прижался. Какие-то тяжелые волны… Что это было? Ярун погладил по спине и спросил:

– Но что мешает тебе стать наследником? Тебе же все равно нужно войти во владение Драконом.

– Зачем?

– Действительно, – усмехнулся Ярун. – Ах ты малыш. Да, ты не наследуешь, ты просто берешь свое, но так и тебе, и мне, и всем вокруг будет проще. Ну, поразмысли. Как мне объявлять тебя тобой, если ты еще даже имени собственного не помнишь? – усмехнулся Ярун и снова поцеловал его в висок, крепко обнял и глубоко вздохнул.

Сташка отклонился и посмотрел ему в глаза:

– Ты чего?

– Да ждал тебя долго, – усмехнулся Ярун. – А в прошлый раз… Ох. Потом поговорим.

– Ага. Разбираться со степенью родства тоже будем потом?

– Нулевая степень. Роднее не бывает. Так что, в наследники-то согласишься?

– Возьми наследника из сыновей. У тебя ведь есть еще сыновья?

– Есть. Но у меня теперь наконец-то есть ты.

– Наследство всякое бывает, – хмуро выразил Сташка ту ледяную, сопровождаемую далекой усмешкой Кааша мысль, что всплыла в нем из всезнающих глубин. – В принципе, я ведь сам и есть Дракон. Другое, то извне, что я за тобой чувствую… Оно меня пугает.

А Ярун помрачнел и сказал:

– Конечно, только Дракон. Разве я могу просить, чтоб ты, совсем ребенок, обещал что-то еще неосознанно?

– Значит, кроме Дракона есть еще… Наследство. Куда серьезнее и ужасней. Да?

– Есть, – Ярун еще крепче прижал к себе Сташку. – Расскажу, если ты выживешь и Дракон твой выживет. А сейчас мы говорим о твоем формальном статусе в государстве.

Сташка устал сопротивляться:

– Ладно, буду. Раз ты считаешь, что это так нужно. Я вообще собираюсь во всем тебя слушаться. Я же… Знаешь, как это – есть ты!! Как солнце. Этот… маяк над тьмой. И уж потом все остальные?

– Еще бы. Здравствуй.

– Здравствуй, – Сташка невольно весь засиял. Опять смутился: – Ладно, я наследник. Но я тут должен еще что-то еще сделать, что-то забрать, чтобы вспомнить… Еще какое-то… Испытание? Пустишь меня?

– Да уже и мне, и Ордену все ясно, – он тихо рассмеялся и погладил Сташку по затылку: – И уж точно тут никто, кроме тебя, ни спать бы не стал, ни купаться в бездонном колодце!

– Да я как вошел, сразу вспомнил, что это все – мои игрушки, – улыбнулся Сташка. – Яр, пусти. Мне надо что-то еще… Там посмотреть, понять, – показал он на вход в святилище. Ничего не знаю, все – наугад. …Оно там, зовет, – Сташка показал на святилище, и глазах Яруна появилось что-то странное, и Сташка взмолился: – Оно мое, оно что-то вроде интерфейса ко всему здесь… Вроде короны, но в сто раз важнее!

Ярун кивнул и за руку повел в храм. Здесь светили слабые огни, и вся середина круглого зала была занята врастающей в потолок скалой. С нее те же каменные боги, соединяющиеся в Дракона, внимательно и жутко смотрели на Сташку, и он торопливо отыскал взглядом Кааша – и ужаснулся той яростной требовательности, с которой этот маленький уставился из прошлого. Сташка потер лоб и сердито сказал Яруну:

– Вот видишь, он ждет! А чего? – Он подошел к Каашу, с минуту разглядывал его и вдруг заплакал; стыдясь, вытер глаза кулаками, посмотрел на Яруна и мотнул головой в сторону узкой тяжелой дверки: – Не понимаю, явь это или сон…

– Иди, – Ярун вдруг легонько подтолкнул Сташку. – Возьми свое.

И он отвернулся и вышел. Сташка не стал смотреть вслед, а, не давая себе думать, метнулся к дверке и всем телом ударился в нее и, ничего не ощутив, будто она растаяла, покатился на мокрый пол.

Та мощь чар Сети, которую про себя называл силой мира, которую чуял везде, здесь навалилась так, что он едва мог дышать. Сила клубилась в этой маленькой пещерке, невидимая и явная, забытая и знакомая, и, как тогда на черном льду, любое неверное движение, даже любая лишняя мысль станет смертью. Сташка распластался на полу и замер. И тут же пришла простая мысль, от которой стало легко – что бояться-то своего? Что страшного в том, чтоб надеть собственную одежду, собственные доспехи? Он поднял голову. Сам положил, сам заберет!

Этой пещеры не касались ничьи руки. По природному черному камню тихонько стекала ледяная вода, чуть слышно журча по неровному полу, и все в этом звуке и в тьме вокруг было невыносимо знакомым. Он вернулся. Когда он был здесь? Казалось, что только вчера. Стена перед ним образовывала в середине выступ, и на нем таились во мраке, в котором больше было чар, чем отсутствия света, четыре тяжелых короны. Оставалось еще место для пятой, старшей, самой тяжелой – она сейчас у Яруна.

Одна из корон ждет его? Он поднялся и подошел к нише, разглядел короны в подробностях. В каждой тайна, сила, чары, стихия сплетены в бросающую на колени власть, – и, если возьмешь любую, уже никогда не станешь таким, как сейчас… Но все это уже было. Руки не поднимались потянуться к ним. Старье. Они больше не нужны, их принесли сюда после смерти носивших их императоров, они – прошлое, отработавшие ресурс механизмы. Пыльные игрушки. Цикл истек, раз он здесь. Что тогда брать? Оно ведь зовет.

Опять сел на пол и сосредоточился. Недоступная память клубилась и переливалась в стонущем от тоски сознании, как оливиновые плавящиеся плюмы в кипящей мантии планеты. А ведь глубже еще – ядро, сверхплотное, тяжелое, живое… Кто же он? Даже Лабиринт знает, кто он, и Сеть знает, и Ярун знает, и Гай догадывался – а он понять все еще не может! Потоки силы неслышно взвыли вокруг, тугими жилами дрожа в заволновавшемся поле, это было больно, это мешало, и Сташка рассердился – это чтобы он не мог владеть собой? Спокойно!

И стало тихо, только чуть-чуть дрожал пол, но он уже ничего не замечал. Еще никогда он так глубоко не уходил в себя, еще глубже – и он вывалился в бесконечность, где он был всем… И все было им. Он был тьмой и звездами, травой и облаками, был даже бликом света в глазах птицы – и одновременно был в середине оси, вокруг которой кружится созвездие, в центре, из которого вот-вот должна была потоком рвануться его воля – он улыбнулся и отпустил ее. Он был светом, он был любовью, он был источником всех урожаев под всеми своими звездами, таинственным кладом, мигом и вечностью, чем-то крошечным и в то же время бесконечным, мальчиком и созвездием, – и, кажется, знал все.

…Водичка все так же журчала по стенам и полу. Он лежал в ледяной воде и был замерзшим до смерти ребенком, промокшим насквозь, голодным и бессильным. И уже плохо помнил, что был бесконечным Драконом, и странная тоскливая пустота лежала под сердцем – зато теперь помнил, что забрать из этой каменной потайной пещерки: Венок. Симбионт. Интерфейс Сети. Еле поднявшись – со штанов, оглушительно капая, текло; тело в прилипшей рваной футболке окоченело – и медленно, отодвигая ненужные тяжелые короны, обшарил весь выступ. В самой дальней глубокой щели, под слоем мокрого песка, он нашарил узенький обруч, ударивший в пальцы теплом. Пришлось еще, обламывая ногти, расшатать и вытащить небольшой контрольный камень, придавливавший обруч, и наконец вот он, в ладонях! Сташка притиснул Веночек к себе и зажмурился от счастья. Венок согревался в руках, грел пальцы, и Сташка шептал ему какую-то ерунду, и плакал, и гладил, и отряхивал налипший песок, и безумно любил эту свою родную милую штуку, которую, кажется, всегда помнил, и берег, и которую кто-то – кто?! – сделал для него, и это он сам спрятал Веночек здесь, чтоб никто больше не умирал зря… А теперь нужно его надеть!