Владимир Стогов - Это сладкое слово – Камчатка

Более ничего примечательного при движении по прибойке вплоть до самого устья ключа Горячего им за сегодня не встретилось. Зная наверняка, что именно Горячий и является первым по счёту значимым, пресноводным потоком, Груздев тем не менее погрузил в его воды свою проверяющую руку – ощутимо тёплые! Как раз на этом тепловом эффекте и выстраивался их заключительный двухкилометровый рывок до самого одноименного с ключом кордона. Горячий ключ протекал по глубоко врезанной им же самим в податливые вулканические породы русловой долинке, которую за долгую зиму пурги от души заваливали снегом, но повдоль неустанно подогреваемого водного потока неизменно поддерживалась где-то метровой ширины прирусловая проталина. Впрочем принимая во внимание факт неустанного наращивания и спрессовывания долинных снегов, к марту месяцу это была уже не просто проталина, а настоящая снеговая траншея где вровень с плечами и даже макушкой высокорослого Груздева, а где и перекрывающая его с головой. То же и по ширине: ключ бурлил перекатами и низвергался водопадиками, круглился омутками и расползался на рукава, далеко неодинаковым был также и отмериваемый пургами на каждом конкретном участке приток снеговой массы – в результате отнюдь не на всём своём протяжении траншея была комфортной для движения под загрузкой. Кое-где приходилось с рюкзаком сквозь неё с усилиями пропихиваться, а то и взгромоздив заплечный мешок себе на голову, и вовсе протискиваться бочком.

Предполагая назавтра спускаться к океану тем же путём, Груздев наконец-то смог разгрузиться от порядком ему наскучивших за перекладыванием с одного плеча на другое лыж и удилища. Но ежели удилище позволительно просто воткнуть комлевым концом в приметный сугроб, то подбитые свежеснятой нерпичьей шкурой лыжи могли вызвать гастрономический интерес и у росомахи, и у тех же медведей. Так что Ростислав присмотрел подходящую каменную берёзу с главной развилкой метрах в четырёх от земли, привязал к поясному ремню пятиметровый страховочный шнур, на другом конце которого были надёжно принайтовлены обе лыжи, покорячился немного, карабкаясь по-медвежьи, в обхват, по лишённому сучьев четырёхметровому стволу. Но зато накрепко увязав их в развилке всё тем же шнуром, за ближайшую судьбу своего основного средства передвижения мог быть абсолютно спокоен.

Но стоило им одолеть два десятка шагов повдоль путеводной проталины, как буквально на ровном месте заартачился Нукер. Достигнув первого реального брода, псишка до этого полдня ковылявший по самой кромке солёного и более чем прохладного океанского наката входить в пресную и приятно подогретую водицу отказался наотрез… Услышав его протестующее повизгивание, Груздев нехотя обернулся: самый первый в предстоящей им череде перебродов, поджимов и омутков выглядел шутейно – воробью по колено и при ровном неспешном течении. Если и начинать тренироваться, то как раз на таком, и человек вновь прибегнул к уже испытанной утренней тактике, то есть показал щенку свою неуклонно удаляющуюся спину. Повизгивание усилилось, в нём прорезались жалостливо-просительные нотки, затем всё резко смолкло. Молодец, справился! Ростислав победно оборотился: не тут-то было! Воспользовавшись естественной выположиной, Нукер на своих острейших, ещё не затуплённых ходьбой, щенячьих коготках сумел-таки выкарабкаться из прирусловой траншеи и вприпрыжку догонял сейчас Груздева, торжествующе перемещаясь по вполне выдерживающему его вес насту где-то вровень с головой хозяина. Каков!

При движении таким вот образом, на два яруса, они одолели с

зполкилометра. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается; долинка постепенно обузилась до каньона в миниатюре, и это обстоятельство неизбежно спроецировало свои трудности как при перемещении по руслу, так и наверху. Груздев как раз с остервенением пропихивал свой рюкзак хотя и в скользковатых, но зато успевших поднабрать ледовой крепости объятьях прирусловой траншеи, когда всё нарастающий визг несколько сзади и на уровне его левого уха оповестил, что и у Нукера возникли проблемы… В человеке уже сказывалась дневная усталь, и мысленно пообещав себе, что как только преодолеет трудный участок, так не медля разгрузится от рюкзака и налегке вернётся за незадачливым компаньоном, Ростислав продолжил движение. Между тем повизгивание за спиной достигло своего апогея, а затем оформилось в явственное – бульк! После чего всё стихло. В титаническом порыве, едва не оборвав рюкзачные лямки, Груздев осуществил свой разворот на все сто восемьдесят градусов: на его глазах посреди взбулгаченного падением полуметровой глубины омутка возникла чёрная головёнка Нукера и, рефлекторно отфыркиваясь, теперь уже деловито и молча погребла в сторону до слёз то ли укорённого, то ли умиленного владельца.

Остаток пути до кордона Нукер проделал на руках у Груздева неумело, по-мужски спеленанный в ни разу не надёванную подменную портянку. Первое в жизни купание щенка произошло в приятно подогретой водице, но как только в крутосклонный каньон перестало заглядывать предзакатное солнышко, как тут же вступивший в свои права морозец начал ощутимо покалывать и с вымоченными в ходе спасательных работ рукавами запястья рук, и разогретые ходьбой щёки.

Кордон на Горячих ключах заметно выбивался из череды типовых хибарок, для тепла оббитых толем поверх неизменной доски-пятёрки, и с внутренним жилым помещением ровно наполовину отведённым под нары. Это было просторное и светлое, почти квадратно го сечения строение из полноценного, хорошо проконопаченного, древесного бруса, с жилой стороны к тому же отделанного листовой фанерой под белой эмалевой покраской – роскошь для заповедника неслыханная! Так что остановиться в нём на ночлег в условиях камчатско-полевых уже само по себе было событием эмоционально приподнятым. Но ещё притягательнее его делало наличие природной ванной.

То есть природными были испокон веков бьющие здесь геотермальные родники, которые и формировали истоки всего Горячего ключа. Здравая же идея использовать их под ванну принадлежала поднаторевшим у себя на родине в подобных традициях японцам. Груздев правда так до конца и не разобрался: о каких именно японцах в изустных заповедницких преданиях велась речь? Ведь если уже около трёх веков территория Камчатки была бесспорно российской, то начавшие осваивать ключи для своих оздоровительных целей японцы, вне сомнения, были браконьерами. Но браконьерами из какой исторической эпохи? Времён ли попустительства при царе-батюшке, лихой годины гражданской войны или нашего уже недосмотра из-за крайнего дефицита сторожевых кораблей на тихоокеанской окраине в непростые предвоенные годы.