Василий Лягоскин - Далеко от Земли. Часть первая: Ученик Древних

Аграфка за пластиком даже прикрыла рот ладошкой, а Советник в нетерпении изогнул тело невероятным образом, заглядывая в лицо помощницы, которая стояла впереди, и была ниже его на целую голову.

– Что – «Ой»! Что с ней происходит?

Помощница не отреагировала на вопрос шефа. Точнее отреагировала, но совершенно особенно. Она продолжала зачитывать монотонно, как мантру, непонятные для Лии буквы и цифры: « A10… B1… B5… C5… F5… H8».

– Все! – ожила она, наконец, – вернулись к исходной цифре. Наверное, это и есть ее природный уровень.

– Выводы буду делать я, – проворчал Советник, вернувший себе хладнокровие гораздо раньше аграфки, – а ты, Аргениэль, устрой эту уродку на третьем уровне. Помыть, одеть, накормить. Занять чем-нибудь. Да хоть игрушек ей принеси.

– Может… чего-нибудь обучающего?…

– Ни в коем случае! Ты еще предложи ей нейросеть поставить. Не будем рисковать; кто знает, как поведет себя проснувшийся разум.

Он стремительно унесся из медсекции. А Аргениэль опять склонилась над капсулой, вглядываясь в спокойное лицо Лии. Сейчас, когда ее не могли видеть ни Советник, ни камеры наблюдения, к холодному пластику почти прижималась не прекрасная богиня, а фурия, едва сдерживающая ярость:

– Разум, говоришь! – прошептала она зло и так тихо, что даже Лионель едва расслышала ее, – твой-то уже давно протух. Только и знаешь, что бегать советоваться с биоискином. Без него, наверное, забыл бы, как горшком ночным пользоваться.

Такого всплеска ярости испугалась даже бесплотная змейка Лии. Она втянулась в тело, и девушка, уже лишенная чужой энергии, полностью отдалась воле медицинского искина.

Так начался новый, очень короткий, и очень насыщенный этап ее жизни. Дни мелькали перед глазами вместе с новыми монстрами, насиловавшими ее на арене, а потом и прямо в капсуле. Разные они были – вполне красивыми, и страшными уродами, людьми и нелюдями; даже какими-то прямоходящими крокодилами. Последний, впрочем, на ее девичьи прелести не прельстился, но покусал знатно, прежде последние капли его энергии оказались в организме аграфки. И все – ничему больше ее не учили. Хотя – по подслушанным не один раз монологам и диалогам помощников Советника и его самого – неокрепший ум девушки понимал, что дыры, в которые истекала заемная сила, вполне можно было зарастить; что ее объемы можно было полнить. И что, наконец, этот страшный дар мог быть не единственным, чем одарила юную аграфку природа. Увы – Советнику королевства была нужна только эта особенности организма Лии.

– Ну, вот, – сказал он ей в один прекрасный (или совсем не прекрасный) день, – теперь мы перейдем к тому, зачем, в общем-то ты тут и находишься. Послужим Галантэ. Вместе. А я тебе помогу. Не бойся, девочка.

А девочка уже не боялась ничего. Она просто помнила тот разговор, что состоялся у этого аграфа с ее отцом. Ничего не планировала на этот счет, но почему-то ждала новой встречи. Ее повели, точнее, повезли, на платформе с удобными креслами, ослепительно-белого, как и почти все вокруг, цвета. Повезли по подземным переходам далеко – так что путь на летящей на достаточно высокой скорости над полом на высоте полуметра платформе занял не меньше получаса. И на всем этом пути им не попалось не одного встречного разумного, ни одной платформы. Лишь немногочисленные дроиды замирали в нишах, явно предупрежденные о прохождении важных персон.

В новой секции было безлюдно. Лию почти торжественно ввели в крохотную комнату, единственным предметом обстановки которой было роскошное ложе, с ожидавшим ее обнаженным мужчиной. На этот раз обычным человеком.

– Иди! – подтолкнул ее в спину Советник, – ты знаешь, что делать.

Лия привычно, без проблесков каких-то чувств легла под незнакомца, и почти сразу же «выпила» его досуха. Она не знала о таком явлении, как наркомания, но уже была, несомненно, таковой. Причем, в самой страшной, уродливой ее форме. Потому что зависимость обычных разумных от химических, или природных наркотиков лечилась одним сеансом в медкапсуле. А болезни псионов техника даже самого последнего поколения не лечила. Помочь мог только более сильный псион. А таких к Лие даже близко не подпускали.

Полную сил аграфку провели в помещение, находившееся в нескольких шагах от комнаты. Абсолютное большинство разумных Содружества изумилось бы беспредельно, увидев устройство, стоявшее посреди огромной залы. Но не Лия – эту аграфку уже ничто не могло удивить. Посреди огромной залы, ярко освещенной невидимыми светильниками, стояла, несомненно, медицинская капсула. Но необычная, сдвоенная – словно созданная для лечения близнецов. Однако внутри лежали отнюдь не близнецы. Лионель, бросившая равнодушный взгляд внутрь открытой капсулы, увидела в ней двух человек – глубоко старика, чья грудь едва вздымалась, и молодого, явно полного сил, но сейчас тоже бессознательного юноши. Приглядевшись, можно было распознать общие черты у двух таких разных представителей человеческой расы. Но Лие это было ни к чему. Она ждала лишь продолжения: команды Советника. И команда последовала – после того, как капсула закрылась, и ее стремительно заполнила какая-то жидкость, в которой теперь плавали два тела, и странная конструкция, больше всего напоминавшая диковинный цветок, собранный в соцветие из перемежающихся ярко-красных и нежно-розовых лепестков.

– Лионель, девочка. Ты должна сейчас всю ту силу, что получила у… в общем, ту, что получила недавно, осторожно влить вот в это устройство, – он показал на «цветок», своими краями удивительным образом касавшийся висков обоих разумных.

Аграфке было не жалко; максимальный экстаз она получала, когда энергия заполняла ее тело. Теперь же она непринужденно положила ладони на прохладный пластик капсула, и постаралась вытолкнуть чужую силу из себя. Она не направляла ее в определенную точку пространства, но конструкция словно сама притянула нужную ей энергию. Лепестки – один за другим, начиная от виска старика, истаивали в жидкости, абсолютно не реагировавшей на такую реакцию, а Лионель замерла, подспудно чувствуя, что на ее глазах творится чудо, по сравнению с которым ее «игры» с энергией казались песчинкой рядом с горой. Зримым воплощением этого чуда было истечение уже другой энергии – от старого тела к юному. И когда исчез последний розовый лепесток, аграфка каким-то неведомым чувством поняла, что старик, не сделавший в тягучей жидкости последнего вздоха, умер. А юный разумный открыл в той же жидкости глаза, заполненные опытом длинной прожитой (быть может, не одной) жизни…

Лия, так не вовремя погрузившаяся в воспоминания, с трудом удержала равновесие, перешагивая через порог медсекции крейсера. Эта дверь была заранее открыта, и все внутри было приготовлено к действу, аналог которого она сейчас вспомнила.