Юлия Бекенская - Гавань

Выданный бизнесменом аванс позволил пополнить опустевшие полки лабораторного шкафчика для чаепитий. Сотрудники, разомлевшие от нежданного кофе с пирожными из «Севера», халтуру коллеги встретили с энтузиазмом.

Странности начались в день прибытия абитуриентов.

Для начала, на ботаников они были совсем не похожи. Один, здоровенный детина в кожаной куртке, больше походил на боксера-неудачника: коротко стриженный, с перебитым носом, обладал словарным запасом питекантропа, чем слегка озадачил наставницу. Второй выглядел поприличней, но тоже не очень ботанически: лобастый крепыш в спортивном костюме, с чуть кроличьей физиономией из-за крупных передних зубов. Хотя против кроликов она ничего не имела.

Она выдала юношам служебные пропуска и повела по оранжереям. Хвойные и папоротники оставили их равнодушными. Орхидеи, камелии и аукарии мало их интересовали. Ни инжир, ни олива не пробудили в них искры внимания.

И только в субтропиках Северной и Южной Америки изрядно вспотевшие подопечные оживились.

Любимые старшим научным сотрудником суккуленты вызвали и у них живой интерес. Они впитывали каждое слово об исполинских цереусах Калифорнии, о записках Колумба, о выносливости исконных обитателей пустынь.

Наставница, наконец, увидела, что ее работа делается не зря. Слова о кактусах упали в благодатную почву.

– Разошлась, она короче, оттаяла: нечасто, понимаешь, у молодежи такой интерес можно встретить, – Боцман подмигнул.

Шаги за дверью: мелкий дробный топоток, затем – тихое шарканье.

– Идет, – Боцман понизил голос, ближе придвинулся к Николаю, – потише теперь, ага? Слушай дальше.

Короче, дискуссия с молодыми ботаниками переместилась в кабинет наставницы и затянулась допоздна.

То была блестящая лекция. Увидев, что подопечные маются, позволила им закурить. Что греха таить: и сама позволяла себе такую вольность в лаборатории.

К хорошим сигаретам у «боксера» обнаружилась фляжечка с коньяком, и беседа потекла совсем уж непринужденно: из Калифорнии переместились в Мексику, к странным и таинственным обрядам индейцев племени Гуичол, обсудили цветение Ariocarpus fissuratus, от Lophophora Williamsii, пейотля, логически перешли к трансцендентным опытам Кастанеды…

Конечно, экзотика увлекла пытливых ботаников. Особенно – мескалиновые кактусы.

Они обсудили их лечебные свойства – от лихорадки до артрита, углубились в галлюциногенные.

Тут молодые люди буквально засыпали ее вопросами…

Разошлись за полночь, очень довольные друг другом. На прощанье ученики выразили ей искреннее восхищение.

Наутро у ворот ее поджидала машина. Молодой бизнесмен встретил старшего научного сотрудника и пригласил поговорить с глазу на глаз.

– Уж о чем они перетирали, как говорится, история умалчивает, но наша специалистка по кактусам послала деятеля куда подальше. Вежливо, разумеется…

Бизнесмен исчез. Ученики не появились. День потек, как обычно. А вечером, возвращаясь домой, она обнаружила у подъезда странное оживление. И соседки, завидев ее, принялись причитать.

Окна квартиры зияли выбитыми стеклами. Диванчик на кухне выгорел дотла, пахло гарью и сырыми тряпками. К счастью, ее питомец, кролик, остался цел. Она нашла его за приоткрытой дверью чулана.

На следующий день абитуриенты ждали ее, как ни в чем не бывало.

Она встретила их, поводила по оранжереям, исчерпывающе ответила на все вопросы, на этот раз узкоспециализированные, сводящиеся к технологии выращивания пейотля в Ленинградских широтах. Проигнорировала перемигивания учеников:

– Золотая бабка стала!..

А на прощание напоила обоих крепким, ароматным чаем с душистыми травами.

После чего простилась, оставив подопечных в лаборатории, зашла расписаться за скудную ботаническую зарплату, сдала на вахту ключ от подотчетных помещений, и, махнув на прощанье, скрылась на остановке автобуса №66.

– Такая, понимаешь, история, – сказал Боцман.

– А дальше? – спросил Николай.

– А дальше…

Боцман умел держать паузы.

– В общем, больше нашего научного сотрудника никто не видел. На третий день ее хватились, да как-то не сильно искали, потому что и без нее в Ботаническом саду было нескучно…

На следующий день с утра по оранжерее субтропиков повели школьную экскурсию.

Экскурсовод не сразу заметила, что среди пальм, кактусов и драцен-переростков в экспозиции появился новый, неожиданный экспонат.

В кадке с Трахикарпус Форчуна, обхватив ствол и свесив ноги, сидел молодой, коротко стриженный парень в спортивном костюме с совершенно пустыми глазами.

Приглядевшись, экскурсовод обнаружила, что зрачки у него разного размера: один – с булавочную головку, другой, наоборот, почти закрывает радужку.

Молодой человек улыбался счастливой улыбкой и ни на просьбы, ни на увещевания оставить в покое пальму не реагировал. Фактически, ни единого звука не удалось добиться от него сотрудникам оранжереи.

Ближе к вечеру на Карповке наряд задержал другого молодого человека, сидевшего нагишом на парапете. Ни одежды, ни документов при нем не было.

Был он крепок телом и скуден духом: удил рыбу посредством спущенного в воду на длинном шнурке ботинка.

Милицейский наряд встретил приветливо, и разный размер зрачков – один с булавочную головку, другой – целиком закрывавший радужку – неприятно поразил работников правопорядка.

– Такая вот вышла история, – сказал Боцман. – Такая вот тетушка Борджиа…

– А как она сюда-то попала?

– Как-как. Богата земля русская партизанами. У крестного своего спроси при случае.

В кают-компанию заглянула широкоскулая рожа:

– Там фонариком с берега кто-то светит. Ильич-ата в гости не собирался?..

– Легок на помине, – Боцман поднялся, – поглядим, что там за нездоровое оживление, возня и гам.

Как увидела Нора кольцо у дамочки, так и онемела. Опал!

Крупный, чуть неправильной формы, в оправе из крохотных камушков, опал был изумительный. Сам дымчато-шоколадный, а в глубине – оранжевая искра.

Опал… и звучит-то как музыка, как последний вздох схимника. Чудо чудесное! Опал так притягивал Норочкин взгляд, что на клиентку она и не посмотрела.

Гостья же устроилась в кресле; вздрогнула, встретившись взглядом с одним из портретов.

Нора молчала.

Молчание было таким же инструментом медиума, как и хрустальный шар, закатывание глаз и низкий голос, коим возвещала мадемуазель свои пророчества.

У дамочки отметила разве что платье, дымчато-серого шелка, с премилой вышивкой – будто бы васильки, но цвет не синий, а скорее, беж, и кружавчики в тон по юбке, как бы вдоль, чтобы стройнило. Воротничок кружевной махонький, строгий, но такой пикантный… Норе бы пошло.