Юлия Бекенская - Гавань

Руки у гостьи были крупные, полноватые, с длинными пальцами – подходящие для ношения опалов. Взгляд опять притянулся к камню. Опааал…

Кабы за свою почти тридцатилетнюю жизнь прочитала Нора хотя бы одну толстую книгу вместо привычных бульварных листков, возможно, глядя на камень, вспомнила бы древнего бога Озириса, плывущего по Нилу в саркофаге, запечатанном дымчатыми опалами. Слушай Норочка Вагнера, узнала бы о норнах, прозревающих в сем камне гибель богов, и поразилась бы сходству имен – Нора и норны…

Будь среди ее знакомцев историк, тот поведал бы ей о суровом Одине, который превращался в зверей и птиц, используя магию камня, рассказал бы о короне императора Константина и других чудесных вещах, но увы: не было у Норы таких знакомых. И всем книгам мира предпочитала она газету под чашечку шоколада, да еще альбом, хранящий то сокровенное, чему и названия нет…

Впрочем, одну толстую книгу Норочка все-таки купила в лавке на Лиговском. Прочесть не смогла; хотя не для чтения и покупала. Смекалка и ножницы позволили ей получить от покупки неожиданный толк.

Треск. Брань извозчиков в открытом окне – на улице два экипажа сцепились оглоблями. У гостьи порозовели ушки. Непривычная к народному разговору.

Сквозь сизый дым папироски Нора разглядывала визитершу.

Ничего особенного. Молодая, личико свежее. Соболиные брови и румянец во всю щеку – прямо Настенька из «Аленького цветочка». Недурна, но простовата: губки пухлые, носик вздернут – еще чуть-чуть, и станет курносая. Подбородок тяжеловат; пара-тройка лет, и под ним появится второй, мяконький. А миленькая округлость щек затвердеет и станет трястись, когда супруг сделает что-то не по ее воле. Крепкую талию затянет жирок, изящная нынче корма едва ли поместится в кресло, исчезнет легкость походки и станет мадемуазель, как давешний дирижабль с вуалью, переваливаться – шлеп да шлеп…

И зачем этакой курице опал? Ей бы замуж… ага, вот и цель визита раскрылась. А что, если, к примеру, на одну чашу весов замужество возложить, а на другую – опал? Может выйти недурно…

Пожалуй, начнем.

– Дитя мое, – обратилась Нора к клиентке, – откройте мне свое сердце.

– Мне о вас рассказал Жо… ой! – осеклась дамочка, – один человек. Я и запомнила, потому что он так меня хорошо понимает. Будто душой. Но я боюсь, что он просто по-дружески. Вдруг он не любит? А есть еще тот, другой. Нет, тоже хороший, но…

Она беспомощно подняла глаза: голубые, навыкате.

Уж не базедова ли болезнь у нее? Нора смотрела на клиентку сквозь дым и не спешила с ответом. Чем больше сама скажет, тем лучше.

– У меня жених… то есть два. То есть, я не знаю, жених или нет. Матушка считает, что нет, а другой, напротив… Но он же мне ничего не сказал! Нет, так все запутается. Есть один. Его зовут…

– Имена духам не нужны, – вставила Нора.

– Тогда я не знаю, как и рассказывать, – подбородок у гостьи задрожал, – а если не расскажу, вы мне не поможете. И что тогда делать? Так все нескладно выходит…

– Словно бы кто-то сглазил, – гладко ввернула Нора и с удовольствием отметила, как испугано клиентка вскинула коровьи ресницы.

– Дитя мое, – пробасила она. – Не бойтесь. Здесь вам помогут. А сейчас… вот один жених у вас, первый. Про него расскажите.

Девушка задумалась.

– Ну, как жених. Очень уж он нерешительный. Мы не помолвлены даже. И про любовь он не говорит – все больше про разное… умное. Я однажды прямо его спросила – вы меня любите? А он стал рассказывать про какого-то грека… или не грека? Я и думаю: что же я, сама вот так спрашиваю? Неприлично. Нет, он милый. И смотрит… но какой-то путанный.

– Будто печать молчания на устах, – заметила Нора. – Будто запечатано кем-то. Или чем-то, – она выделила последнее слово.

Девушка закивала.

– А другой?

– Другой… он тоже не жених, – барышня покраснела, – он друг того, первого. Он недавно приехал. Говорит, ради друга. Только и говорит, что о нем, то есть о первом, который так уж меня любит, так любит, да боится признаться. И этот, второй, он такой… благородный. За товарища печется. А тот-то, первый, уже две недели, как не показывается… а я и рада. Потому что другой – он так меня понимает…

Страсти какие, подумала Нора. У этакой-то буренки. Надо же, два жениха. И кольцо с опалом.

Самое время явится духам и намекнуть, что все ее беды – от камня заклятого. Будет дальше носить – старой девой останется. Напугать до икоты… избавить страдалицу от злого камня…

– Он так меня понимает. И потешный, умеет развеселить…

Нора уже запуталась, о каком из женихов идет речь.

– А однажды он посмотрел… с намеком будто. Я и думаю: может, он не смеет открыться? Как верный друг? А я, бывало, не сплю, и все думаю, думаю…

К делу, решила Нора. Пора показать клиентке всю пагубную силу опала. Прошла к столу, где на черном бархате покоился хрустальный шар. Девица продолжала рассуждать:

– Может, открыться ему? Но разве же можно? А он недавно сказал…

Нора уже взяла в руки шар и приготовилась к общению с духами, кои убедят дамочку в пагубной силе кольца, и тут клиентка закончила:

– «Любовь есть начало и конец бытия»…

– Что? – пальцы разжались, хрустальный шар выпал из рук и медленно, неохотно покатился по столу.

– «Любовь есть начало и конец бытия», – повторила девица. – Это он так сказал. Может быть, вы знаете, почему?..

Ухмыляющаяся, усатая физиономия давешнего визитера встала перед глазами.

– Духи знают, – мрачно ответила Нора.

Плакал ее опал.

Клиентка ушла счастливая.

И Нора не прогадала: колечко-то осталось лежать на столе. Опал предстояло вернуть хозяйке «после проведения магических эманаций». Но неделю никто не помешает госпоже медиуму его носить, производя впечатление на клиентов.

Потому что простые чудеса Норе лучше прочего удавались.

Как девица на портреты таращилась! Не зря мадемуазель Руль потратилась на итальянскую книгу. «Cesare Lombroso: L’Uomo delinquente». Книжник уж какие кренделя выписывал: и теория антропологии, и научный труд. А она, как зачарованная, на картинки смотрела: такие уроды, божечки, умереть же от ужаса можно. Сразу поняла: оно!

Взяла, не торгуясь. У столяра заказала с десяток рам, простых, деревянных, велела выкрасить в черный. Дома картинки из книги вырезала, в рамы вставила…

Не было среди гостей ни единого, чей взгляд к портретам бы не прилип. И никто не спросил, что за персоны – боялись.

Она такая: уж если увидит чудесное – непременно его разглядит.

Правда, и магическое реноме приходилось поддерживать – ноблесс оближ. Не зря старухи, обходя парадную, крестились и плевали через плечо.

Время от времени Нора чудила. Тут только начни – добрые люди тут же подхватят.