Елена Асеева - Лан-Эа, властитель небес. Том первый

– Тында тупая, велеречит она, – дыхнул Чё-Линг, да с таким хлещущим гневом, что и я поневоле втянул голову в плечи, утопив в них и без того короткую шею, боясь на него даже взглянуть. – Вы не поняли, никаких сотрудников канцлер-махари, пусть прилетает сам, али пришлет адмирал-схалас Госпав Гавр Гая. Сиречь в это может вмешаться верховный канцлер агисов, не думаю, что саиб понадобился богдыхаю.

– Нет, я нужен, этому клиномордому, Этлиль-Ка, – едва шевельнув губами, произнес я, ибо понимал, что Чё-Линг также не хочет моего возвращения на Хияк и в целом в руки тех, у кого дотоль находился.

– Слышали, что толкует саиб, – рыкнул в направление таусенца достопочтенный авитару, и тот вновь пригнул голову, выставив в нашу сторону свою макушку на поверхности кожи, которой, и впрямь медленно двигалась восьмиконечная звезда. Внезапно справа от генерал-аншеф в той части экран, где было изображение скит-горы, ярко полыхнула новая светящаяся полоса, ударившая в одно из строений. И вроде как слегка качнула наш летательный аппарат, посему от данного толчка, я громко вскрикнул, а Чё-Линг моментально обретая бархатистость своего голоса, сказал:

– Все улетаем, завести второй блок си-двигателя, снятся с бреющего полета, направление движение система Филеи, планета Риньяк, континент Каламат, предместье града Верда, – и тотчас изображение таусенца словно растаяло или только вошло в стену. Аппарат наш как-то срыву и ощутимо для меня дернулся вверх, вроде прыгнул, одновременно, растягивая экран во всю стену, уменьшая местность скит-горы до едва приметных буро-желтых полос, порой ярко вспыхивающих крохами красного и белого света.

– Ну, вот саиб, со спутника мы вырвались, поелику нас плазмоидная дальнобойка, установленная на нем, не достанет, – все также бархатисто и коль говорить точнее мило, молвил Чё-Линг, слегка разворачивая в мою сторону свою голову и зыркая на меня чернотой своих фасеточных глаз. – У них вообще вооружение захудалое, едино речение, агисы, – дополнил он, и я услышал его хмыканье, вроде смеха.

– Какое же захудалое, весь скит-гору сожгли, – несогласно заметил я, удрученно вспоминая сожженные строения и убитого Ачи, пострадавших явственно из-за меня.

– О! да не полошитесь о том, саиб, кто они, кто вы, – произнес Чё-Линг таким тоном, ровно я был чем-то уникальным или хотя бы нужным. Впрочем, я и впрямь таким оказался, не зря ведь за мной он прилетел. Да еще и связался с таусенцами, и, как я понял, попросил помощи у самого пречистого канцлер-махари Врагоч Вида Вышя, одного из трех высокопоставленных тарховичей, возглавляющего Директивный Совет Великого Вече Рас, при Верховном Халаке тарховичей, ближайшего соратника амирнарха, как о том неизменно говорили коредейвы.

– А поколь мы на пути к Риньяке, давайте саиб познакомимся поближе, – пояснил Чё-Линг, теперь пристраивая две руки у себя на животе, а две иные, располагая вдоль поручней стула. – Я служу его ясности, Ларса-Уту, прабхе планеты Пятнистый Острожок, системы Медуница, Галактики Сварга, являясь его авитаром, подобием телохранителя. Для всех созданий я достопочтенный авитару, существ и людей саиб, для вас Чё-Линг.

– У меня нет нормального имени… а этот Истом, оно мне всегда не нравилось, – незамедлительно отозвался я, поглядывая прямо между глаз авитара, в надежде, что под панцирем возможно и находится рот, кой издает звуки и ведет со мной разговор.

– Я не смею величать вас по имени, – вставил Чё-Линг и усы его легонечко вздрогнули, как и самую толику сотрясся сам летательный аппарат, в оном мы с ним находились. – Лишь почтительно саиб. Обаче, мне не ясно, почему вы, саиб не выбрали себе более благозвучное имя? – спросил он и неожиданно для моего наблюдения его веретенообразное туловище, суженное на концах (то есть у основания головы и ног), и расширяющееся в середине, мелко-мелко задрожало, пустив зябь по поверхности. Посему мельчайшие щетинки, из которых оно было собрано, вошли в пазы соседних, образовав единый, ровный покров.

– А зачем? – с удивлением наблюдая за изменением покрова и цвета, вроде слегка побелевшего, переспросил я. – Это имя мне дали родители. А когда они умерли, все едино звать не кому. Ибо сродники изгнали меня из поселения, и я весь тот срок жил один.

Чё-Линг сейчас слегка качнул головой так, что в правом его глазу в каждой отдельной грани я увидел собственное отражение. Белый цвет кожи моей смотрелся красно-серой за счет многочисленных шелушащихся и мокнущих серых пятен, пузырьков внутри имеющих пурпурный отлив, серебристых узелков и жилок. У меня были очень крупные глазницы, с растянутыми и чуть вскинутыми вверх уголками, в красно-розоватых радужках, которых находились поперечно продолговатые, щелевидные с рядом отверстий пурпурные зрачки, сейчас стянутые в узкую полоску. Небольшой нос, с выпученным вверх кончиком, словно выказывал две круглые ноздри, и ноне, прямо-таки, распух, растекся на лице, подпирая с двух сторон глаза, и, наползая на тончайшие, красные губы. У меня были явно выражены скулы, высокие, вроде берущие начало от висков и сужающиеся к нижней части лица, они делали саму форму лица длинной и узкой, схожей с овалом, посему на подбородок приходилось столько же длины сколько и на лоб. Расположенные в височной кости черепа два уха хоть и ограничивались, как у людей, ушной раковиной и тут имели уродство, ибо слуховые проходы в них перекрывала тонкая, мягкая на ощупь ткань. Впрочем, она не мешала мне хорошо слышать.

Чё-Линг при встрече со мной, сказал правду, я и впрямь смотрелся уродом.

– Нет, нет, саиб, простите меня за грубость, вы не урод, – торопливо сказал он, и я осознал, что последнюю молвь вновь по привычке сказал вслух, – сие просто, я был рассержен. Ибо пришлось лететь на спутник Хияке, оный я не привечаю. Но в отношении себя вы не должны быть столь категоричны. Вы ведь еще молоды… Сколько прожито вами лет?

– Не знаю точно, может лет пятнадцать, – отозвался я и отвел взгляд в сторону, не желая больше рассматривать себя в гранях глаза авитару. – Всегда было сложно сделать соотношение времени, кое течет на Земле в Солнечной системе, и в системе коредейвов, где я учился.

– О! Так вы совсем дитя, мальчик, – протянул с особой теплотой в голосе Чё-Линг, поразив меня тем, что мог ее выдыхать. – Его ясность так и предположил, что вы дитя еще. Но вмале, вмале саиб все изменится, и, вы станете учеником его ясности прабхи Ларса-Уту, вам выберут доброе имя, окружат заботой, теплом.

Теперь я слышимо хмыкнул, и, уставившись на экран в стене, или, все-таки, квадратное из прозрачного материала окно-иллюминатора, увидел черную даль космоса расчерченного розовыми лучами небесного светила системы Филеи, Кизик. А потом все же пояснил свой хмык: