Михаил Вербицкий - Тропа тунеядцев. Из жизни контрразведчиков. Книга первая. В августе тридцать четвертого. Часть вторая. Блокада

Радостно, пели птички. Листья, трепеща, на ветру, бросали на тропинку, скользящие тени.

Нервное, напряжение, у гоблина, стало спадать. Враждебная людям, среда, стала родной и близкой.

И вдруг…. Обломанная ветка! Гоблин остановился, не веря, своим глазам. Ветка, не была, случайно, обломана. Судя, по толщине и положению, ее обломали нарочито.

– Мама, родная! Это, что, такое, творится, на, белом, свете!

Гоблин осторожно, обошел, это место и, дальше, пошел медленнее.

Вот здесь, чья-то нога, подфутболила, беззащитный, гриб-сыроежку оставшийся съедобным, даже, в, нынешние времена. Дальше виднелись помятые листья папоротника.

– Что, за напасть? – Подумалось, ему.

Теперь, он шел, очень осторожно – поминутно, останавливаясь и оглядываясь, по сторонам.

Богатый опыт, блужданий, по лесам, говорил ему, что сейчас опасности нет и все – спокойно. Только было непонятно, отчего – так?

Когда, справа от тропинки, обозначился небольшой просвет, он пошел, еще осторожнее. Потом, увидел, на тропинке, человеческие ноги, обутые в оранжевые кроссовки и, пожухлый цветок красной орхидеи, нависший, над тропинкой.

Вблизи, ноги имели продолжение, в виде мужского, тела, облаченного в кожаную куртку, с множеством карманов.

Тело мужчины было перевито, воздушными корнями, той, самой, орхидеи, которая, еще, полностью не сомкнула свои объятья.

– Да, мужик, ты – попал, конкретно! – Почесался гоблин. – На районе, дитенок, еще говорить не умеет, а, уже, знает, что красная орхидея зацвела, это – смерть неминучая! Увидел, что расцвела – задерживай дыхание и уходи, куда подальше! Интересно, ты был – молодой недоумок, или – придурок старый?

Лица покойника, было не разобрать, из-за копошащейся, на голове, массы, оранжевых насекомых.

Потом, его взгляд упал, на, измочаленный стебель цветка, который, судя по всему, пытались сорвать

– Интересно, для кого, ты, предназначался, цветочек аленький? – Тихо, спросил, сам, себя Сашка.

Над усадьбой «Веселый дворик», воскресное утро, окрасилось бледно-розовой зарей, предвещавшей ясный, безветренный день.

Алена проснулась, рано и, хотя, Туманова предупреждала ее, чтобы она вела, себя естественно, не смогла улежать, в постели и вскочила.

Считая, что не стоит, в такую рань, лезть, на глаза прислуге, она тихонько села, у окошка и стала смотреть, во двор.

Рассвет не произвел, на нее, особого впечатления, потому, что Белая – Чернышевская считала, что рассвет, обязательно должен быть ярко-красным. Как в песне, которую, по утрам, любил напевать отец: «Утро красит, красным светом, стены, древнего Кремля….».

– Как, все-таки, у них, все – убого. – Вдруг, подумала, она, ни с того, ни с сего.

После тюремной камеры, место, куда ее привезли, показалось, Алене прекрасным.

Теперь, деревянные срубы, зданий и ограда из жердей, казались, ей смешными и нелепыми.

Только здешний сад, заслуживал, быть перенесенным, на одну, из отцовских вилл, где-нибудь, в средней полосе. Как сказал, тот мент: «Футуристический пейзаж»!

– Ага, вот и Ванька, вылез, из сторожки! – Отметила она, про себя. – Хоть бы не начал мочиться, посреди двора.

Довольно, симпатичный, внешне, но полный, полудурок, в умственном развитии, этот страж порядка вызывал, у Алены, смешанные чувства. С одной стороны – он был смешон, с другой, ей было, его, немножечко, жалко.

Вчера, его на смену, привез, какой- то офицер и на вопрос, сменяющегося дяди Пети, почему не заступает Миклашевский, ответил:

– На больничном – Миклашевский. Этот кадр, подежурит. Старший сержант Лобанок.

После отъезда начальства, Ваня, как представился, заступивший на смену, с серьезным видом проверил, хорошо ли сидит, на ней, электронный браслет. На замечание, Алены, что у него в будке запищит, если браслет расстегнется, Ваня ответил:

– Так, положено!

Потом, он выложил Алене, что, его прислали, сюда, в качестве «усиления», потому, что он очень опытный сотрудник. Правда, ему, сказали, что он, здесь – временно. Он, сам, правда, не горит желанием, застрять, здесь, надолго. Ведь, он работает, на «Жданах», охраняет рынок.

Позже, Алена слышала, как заведующая, Анна Леонидовна, говорила, кастелянше:

– Прибери, все, с глаз, долой! Слыхала, этот соколик, на «Жданах», сторожует! С ним, надо, держать, ухо, востро! Враз, приберет, что плохо лежит!

Покрутившись, вокруг Алены и поняв, что сердечного разговора, у них не получится, Ваня переключился, на горничную Веронику.

Та ответила, на его поползновения, легким флиртом, и привратник воспрял, духом.

Ваня, походив по двору, скрылся, с глаз, и Алене стало скучно.

Поскучав, еще, немного, у окошка, девушка начала зевать и решила, поспать, еще чуть-чуть.

Проснулась, она, как дома, аккурат, к завтраку. Во дворе, слышались голоса.

Выглянув в окошко, Алена увидела, что Ваня крутится возле второй горничной – Вики, которая, по своему обыкновению, загорала, вытащив шезлонг на солнце.

– Прямо, копытом бьет! Как – жеребец! – подумала она, а вслух добавила:

– Как – мачо!

Тут, Алена рассмеялась, потому, что вспомнила беседу, с дочерью, отцовского приятеля.

Маргарита, так звали ту, сногсшибательно-гламурную деву, рассказывая о своем бой-френде, назвала, его «настоящим мачо».

На, это, Алена заметила:

– Вообще-то, по-итальянски, «мачо», означает жеребец. И, не просто, жеребец, а – жеребец-производитель. Тот, который предназначен, только, для удовлетворения, кобыльей похоти. В конце концов, он конечно – лошадь, но, в сущности – скотина безрогая! Мне бы не хотелось, чтобы рядом со мной, находился человек, которого можно было ассоциировать с, безмозглым скотом.

Выражение, лица, тогда, у Маргариты, стало приятно отупелым, хотя было непонятно, от чего? То ли она обиделась, то ли ничего, не поняла, из сказанного.

Понаблюдав, еще немного, за Ваней, Алена решила, про себя:

– Нет, он – не «мачо»! Он – косячный жеребец, которым двигают, не меркантильные намерения, а любовь, к процессу! Такой соберет, вокруг себя табун и глотку перегрызет, любому, кто покуситься на его кобылок!

После завтрака, Алена намекнула Веронике, что засиделась и не прочь прогуляться, скажем, после обеда.

– Пойду, спрошу – что Ванька скажет!

– Ага! – Подумала Алена. – Ваня превратился в Ваньку! На этом направлении, процесс, у него, пошел!

Вернувшись, Вероника, сказала:

– Говорит – можно! Только, это…. – Потупилась девушка. – Он говорит, что местность, для него – незнакомая. Просит, что бы я пошла с вами…. Можно, так?

– Конечно! – Радостно, сказала Алена, так, будет, еще лучше!

– Ладушки!

В голосе, Вероники, послышалось смущение.

– Скажете, когда захочет идти!

Когда горничная ушла, Алена, чувствуя, как внутри нарастает напряжение, упала на кровать и попыталась успокоиться.