Рияд Рязанов - Дурак на красивом холме

– Понимаешь… Вероника всё время молчит… и только просвечивает меня насквозь рентгеном синих глаз. А хочется…

Я замялся, сам не зная чего именно хочется, помимо того что понимает Андрей в своих настойчивых и целенаправленных изысканиях.

– Понимаю. Можешь не продолжать. Пойдем к Пафнутию. Он уже первую закладку вытаскивает из котелка.

Пока мы шли к костру, он нашел нужным меня предупредить:

– Смотри, довосхищаешься девушкой в белом! Мало тебе грядущих проблем с Вероникой? Ты еще вплетаешь в свою жизнь и Люську?

– Да с чего ты взял? Она уехала и делу конец!

– А номер телефона тебе оставила? Просто так она бы этого не сделала – значит ты ее чем-то заинтриговал?

– Понравился, наверное.

– Ты имеешь ввиду себя? Это вряд ли…

Вдруг он остановился.

– Я думаю, главным интересующим ее объектом была твоя Фата Моргана и прилегающая к ней территория.

Я пожал плечами:

– Ну и что?.. Вполне объяснимый профессиональный интерес. Она, ведь, туроператором работает. Может, возникла мысль использовать мое побережье как один из пунктов посещения туристами. Я не против. Пусть.

– Твое побережье!..Ну-ну. Тогда открой тут для них постоялый двор, этакий караван-сарай в восточном вкусе. Включись в туристический бизнес.

– Почему бы и нет? Прекрасная мысль, между прочим! Будешь моим компаньоном, как автор идеи!

Дурак этот Андрей Мордвин! Упрекает меня, что я вплетаю в свою жизнь Арсиною, которая была просто фантомом, игрою воображения, и сам же предлагает реальные шаги для установления деловых связей с Людмилой Павловной Яструб, туроператором из Санкт- Петербурга.

Я даже заволновался от заигравших в голове мыслей про возможные перспективы!

– Пойдем, повторим?!

– Затрепетал аж весь! А еще отрицаешь свой неподдельный интерес. Стреляного воробья на мякине не проведешь!

Уже на подходе к костру, он опять меня остановил, удерживая за локоть.

– Всё-таки будь поосторожнее! Есть у меня подозрение, что неслучайно она здесь появилась.

– Предполагаешь, злой умысел?

– У нее нет. Но она доверчивая – ее могут использовать. А кто – можешь догадаться сам!

Мы выпили и закусили варенными окуньками первого заклада, выложенными Пафнутием из ухи на лист лопуха для Ральфа.

– Уха будет скоро готова! – объявил Пафнутий, выпив последним. – Пора Веронику звать. Я не могу – варево надо блюсти.

– Андрей, сходи ты! За одним и привезённую литературу ей отдашь.

Зная о мистическом умении Вероники читать мои мысли и тут же на них реагировать, я опасался появляться ей в данную минуту на глаза, особенно тет-а-тет, когда у нее появлялась возможность фокусировать на мне свой взгляд, прожигая им насквозь.

– А если она сейчас в неглиже? – отплевываясь от окуневых косточек, отвечал Андрей. – Неудобно как-то.

Вот сукин сын! Напомнить бы ему как совсем недавно подобно пьяной революционной матросне они пытались толпой вторгнуться в ее единственную сокровенную комнату… Впрочем, кто старое помянет, тому глаз вон. Без Андрея всё могло обернуться ещё хуже.

– Какое неглиже? Посмотри, где солнце! Она уже давно с птенцами возится.

– А ты не боишься, что я уведу её у тебя?

– Как лошадь из стойла? Тебе некуда ее уводить. Всё равно обратно приведешь!

– Да. Что верно то верно… А всё ж таки – не расслабляйся. Держи ухо востро, а порох сухим. Я Кекса недавно видел: копытом бьет… из ноздрей дым валит как из трубы… глаза красные!

– Пьяный, поди, был.

– Само собой. Но у пьяного на языке, сам знаешь, что…

– И что у него было на языке?

– Визит хочет к вам нанести. Дружественный. Но, возможно, с боем!

– Это он погорячился… Без подрастающей поросли головорезов вряд ли он на это решится! А они уже не пойдут.

– Там другие ребята появились – из их охранной системы…

– Давай, потом поговорим, – прервал я его, понимая что такой разговор надо вести более серьезно и вдумчиво. – Иди за Вероникой – уха остынет!

Когда Андрей ушел, я обратился к Пафнутию:

– Петр Федорович! Ты б не мог развить и продолжить размышления вслух моего приятеля Андрея Мордвина?

– А что тут продолжать? – снимая котелок с костра, сказал Пафнутий. – Бандиты они и есть бандиты. От них всего можно ожидать.

– Такие уж и бандиты? Просто весёлые ребята… с озорным настроением.

После знакомства с Арсиноей, мне хотелось как-то оправдать ее родственников и попытаться увидеть их другими глазами.

Однако Пафнутий был неумолим.

– Так это и есть бандиты. Только одни это могут маскировать, как Гриша с папой и мамой, а у других это наружу, как у Кекса…

Из ворот Фаты Морганы выскочил Ральф, а за ним следом появилась Андрей и Вероника. Последняя была в неизвестном мне коротеньком белом платье, подчеркивавшем бронзовую стройность ее тела. Андрей оживленно говорил ей что-то и даже, походя, сорвал и вручил какой-то цветочек. Если бы это сделал я, она, наверняка, только бы иронично усмехнулась, не скрывая свое пренебрежение к любым проявлениям романтизма.

– Смотри, – перехватив мой взгляд, сказал с сочувствием Пафнутий. – Андрюха парень хороший, но ушлый до девок.

– Смотри не смотри, а чему быть, того не миновать, – с деланным равнодушием отвечал я.

Пафнутий только покачал головой, осуждая моё смирение.

Веронике уха была налита в отдельную миску. Мы же, допив остатки водки, хлебали юшку прямо из котелка, поставленного на березовый пенек.

– Стерлядочку бы сюда либо кастрючка, – напрашиваясь на похвалу и дуя на содержимое большой деревянной ложки, до этого использовавшуюся им в качестве поварешки, говорил старик, преисполненный чувством домовитости и хлебосольства.

– Итак здоровски! – отвечали мы, мыча от удовольствия. – А ты что, раньше на Оби обитал – про кастрючков вспомнил?!

– На Волге, там где в нее Ока впадает. Может слышали – город Горький?

– Как не слыхать – про него все знают. Нижний Новгород, спасший Россию от поляков.

– Во-во! Только я всё ж родился и вырос именно в Горьком, – как бы в подтверждение сказанному, он горько усмехнулся и продолжил. – Может от того и судьба у меня такая горькая сложилась.

От Андрея я знал, что и Пафнутий в молодые годы отбыл свое, отрубив руку у отчима, избивавшего мать. А после этого мотался по городам и весям великой страны, пока на старости лет не оказался здесь.

– Был я там в командировке! – вспомнилось мне. – Берег там с набережной такой высокий… как наш холм. Только вот не зафиксировал в памяти – над Окой или Волгой?

– Если там, где памятник Чкалову, значит над Волгой, – улыбнулся старик.

Я сразу сообразил, почему захмелевший Пафнутий обратил внимание именно на эту достопримечательность. На нее указывали гостям города старожилы, непременно сопровождая ожидаемое впечатление озорными комментариями. Но я воспринял памятник так, как замыслил его скульптор – великий романтик неба снимает после полета перчатку, а вовсе не показывает своим созерцателям непристойный жест.