Юлия Зубарева - Наследники

– Но это всего лишь мешок с песком, – Хаген, как всегда, готов был сказать какую-нибудь гадость. – Рассечь голову настоящего противника – совсем другое.

– Тенгри отдают самое лучшее. Лучшим был мой конь. Сполох. Моя душа. Мое дыхание. Я убила его одним ударом топора. Чтобы он не мучился. Не стоит сравнивать силы даже сильнейшего из воинов с силой того, кто отдал свою жизнь Тенгри, – Тамира спрыгнула на землю, взяла Огонька под уздцы.

Вечером к ней в шатер пришли двое. Странно, на этот раз Аттила явился только с Аэцием.

– Зачем ты его провоцируешь? – гунн расхаживал по шатру, ударяя себя плетью по сапогу. – Он едва не вызвал тебя на поединок! И проиграл бы. Тогда тебе пришлось бы биться с каждым из нас! И мне нельзя пережить поражение от женщины. Даже если она – колдунья!

– Вот и подумай: зачем на самом деле Хаген провоцирует меня? – княжна, как ни в чем ни бывало, продолжила плести ремешок из полосок крашеной кожи.

– Почему ты не возглавила свое племя, чтобы сразиться с нами?

– Это ни к чему. Да, скорее всего, мы бы выиграли пару-тройку битв. Потеряли сильных воинов. Но вожди твоего народа не потерпели бы мятежа за спиной – на мое племя навалились бы всей своей немалой силой, – голос Тамиры звучал ровно. Словно она втолковывала что-то чрезвычайно скучное. – А нас немного. Смерть каждого воина для нас ощутима, тогда как вы можете позволить себе терять сотни. Мы бы не проиграли. Нет. Мы бы погибли. А так: самые горячие бойцы сражаются в рядах вашей армии, а женщины, дети, старики спокойно живут.

– Я возьму тебя в жены. Тогда ты не сможешь причинить мне вред, – ох! Только не это. А Аэций-то! Как он посмотрел на Аттилу: ужас, ненависть – убивать готов. Нет-нет-нет.

– У меня не может быть детей. Тебе не позволят.

– Значит, ты станешь моей сестрой. Как Аэций стал братом.

– Так вот в чем дело! – Тамира кивнула. Она так долго не могла понять, что же связывает этих двоих! Оказалось все просто. Очень просто. Нож в ее руке возник словно из ниоткуда. На ладони налился горячей кровью глубокий разрез. – Возьмите мою кровь и станьте моими братьями.

Аттила втянул в себя воздух сквозь сжатые губы, рассек свою ладонь. Княжна взяла его пораненную руку, приложила к своей, подержала несколько мгновений. И только после этого гунн выдохнул. Теперь оба смотрели на Флавия. Тот помедлил, потом решительно разрезал кожу на ладони, протянул девушке. Та сжала ее, испытующе глядя в серые глаза. Сколько там было всего: надежда, отчаяние, радость. Кажется, римлянин не верил в то, что происходит. С чего бы вдруг?

Колдовская ночь пьянила – кумысом, какой-то легкостью, разделенной на троих. Все стало как прежде. Хаген попытался еще несколько раз бросить что-то резкое в сторону Тамиры, но всякий раз нарывался на едкие ответы Аттилы. В становище из страны бургундов вернулся Руа – брат Мунздука. Военные игрища длились месяц. Старшему племяннику, брату Аттилы Бледе Руа привез подарок – уродливого карлика по имени Зеркон. Злые шутки Зеркона смешили Бледу. Пожалуй, только Бледу и смешили. Аттила от них рычал в ярости. Следующим летом внезапно от укуса змеи умер Мунздук. Руа устроил брату грандиозные похороны, стянул к становищу всех воинов.

– Будет война, – как всегда на закате трое сидели в шатре Тамиры. Та обнесла своих «братишек» кубками с легким ячменным пивом.

– Смерть твоего отца слишком выгодна твоему дяде, ты это понимаешь. Будь осторожен, – княжна уселась на лежанке, поджала ноги.

– Заложников бургундов дядя отправит домой. Возможно, не только их, – Аттила хмурился.

– Я останусь, – Тамира улыбнулась. – Нравится это твоему дяде или нет.

– Из Рима едет посольство. Меня могут отозвать, – Флавий последние дни ходил сам не свой.

– Это будет справедливо, – Аттила попытался приободрить брата. – Тебе давно пора получить войско и увенчать себя славой!

Аэций вздохнул. Варварам никогда не понять! Каково это: сыну военачальника захолустного римского гарнизона из Фракии сначала добиваться чести стать самым молодым телохранителем императора, а потом оказаться заложником у готов. Убийц отца. Флавия отослали прочь из претории. Завидовали таланту, злому напору, желанию служить и мстить. Ирония судьбы: готов разгромили гунны. Флавия Аэция отослали к победителям.

– Не печалься, брат! – Аттила допил свой кубок. – Мы оба знаем, что грядут великие перемены.

Как в огонь глядел. Посольство императора Рима Гонория, действительно, обменяло заложников. Флавию Аэцию приказали прибыть ко двору своего повелителя. С Аттилой прощались у самых границ с Илирией:

– Твой Рим будет воевать с Византией. Нашими руками. Бледа рассказал. Его Руа позвал на переговоры. Представил как своего наследника, – стоял рядом, смотрел куда-то вдаль. – Говорят, вождь римлян убил своего лучшего полководца. Кажется, его звали Стилихон. Этот полководец храбро сражался с готами, а потом его казнил ваш император.

– И вождь готов Аларих захватил Рим, – Тамира передернула плечами. Да. Она не осталась в становище. Сделала все возможное, чтобы Аттила уговорил дядю отпустить княжну с ними. Проститься с другом. Что тут такого-то?

– Я хочу сказать, будь осторожен и хитер, брат, – мужчины крепко обнялись. Тамира молча легко коснулась губами лба Флавия. – Если понадобится помощь, приезжай! – гунны вскочили на коней и умчались прочь. Аэций смотрел им вслед. Вместе с Аттилой уезжала княжна Тамира.

Жизнь становища гуннов не изменилась с отъездом многих заложников. Изменилась жизнь Аттилы и Тамиры. Аттила женился. На девице из знатного рода Вельсунгов, пришедшего в устье Ренуса с северного острова Скади. Свадьбу играли на границе с Бургундскими землями. Утром после свадебного пира в своем шатре был найден мертвым дядя Аттилы Октар. Его убил не враг, не яд, а собственная жадность – переел, а после выпил слишком много золотого легкого вина с берегов Ренуса. Свадьба перешла в тризну. Песен и танцев меньше не стало. Никого не удивило, что княжна-заложница подружилась с Ильдико – женой своего названного брата. А Тамире стало немного жаль девочку. В своем народе, наверное, она считалась бы не просто красавицей – прекраснейшей: синие глаза, золотые косы до земли, хрупкий стан – вместе с румянцем на упругих щечках – чего еще и желать? Но ей суждено было выйти замуж за гунна. Даже имени-то северянки никто толком не мог произнести. Так и осталась она Ильдико. Княжна наорала на своего братца, назвав его тупым бараном, но настояла на том, чтобы теперь женщины жили вместе:

– Да так я хоть за ней присмотрю! Да ты сам подумай: она жила в городе! Что такое стирать и готовить понятия не имеет! А уж жить в походе – это ей в самых страшных кошмарах не снилось! Да ей ее гриву мыть надо! Горячей водой! Хотя бы раз в неделю, – уже не очень громко закончила свою отповедь княжна, глядя на открытый в изумлении рот Аттилы. В первую брачную ночь братишка ворвался к ней в шатер, едва прикрыв чресла каким-то покрывалом: