Александр Шкуратов - Фантасма. Повести и рассказы

«Откуда вдруг взялись, эти странные сыночки? Хозяйка не говорила о них ничего, наверняка скрывала. А может они – приёмные? Да и как мать она для них молода, особенно для этого рыжего сыночка и Вани.

– А здесь волков нет? – робко спросил Рома, – показывая в сторону болота.

– Нет, – неуверенно ответил Самсонов, – откуда им здесь взяться.

– Вам холошо, вы высоко живёте, вас бандитам тлуднее убить. А нас могут ночью пелебить, потому что мы внизу будем жить. Возьмите меня к себе, я не буду баловаться. А если, вдлуг чё, то можете и лемнём, я не обижусь. Возьмите, а? – и Рома с надеждой заглянул в глаза Виктора Сергеевича.

Ответ последовал такой:

– Мне не жалко, но понимаешь, Рома. Я роман пишу. А человеку творческому необходимо работать одному.

Тот, тяжко вздохнув, опустил худые плечи.

– Так я и знал, но мы с вами тёзки. – В его глазах опять мелькнула искорка надежды.

– Какие же мы тёзки?

– Вы сказали, что ломан пишите, и я Ломан. Значит, тёзки.

Виктор Сергеевич даже рассмеялся, и как можно популярнее разъяснил, что роман – это не человек, а форма литературного произведения.

– Значит, я не человек, а фолма. Я то и не знал. – Самсонов непонимающе посмотрел на него и, сдерживая своё раздражение, как можно спокойнее, ответил:

– Имя Роман пишется с заглавной буквы. Роман с маленькой буквы – это форма произведения. Теперь понятно?

– Понятно, значит, я – с большой буквы. – Рома стеснительно заулыбался. – Спасибо. Дай бог вам здоловья.

Тот, которого звали, то ли Аполлоном, то ли Апостолом, задумчиво ковырял пальцем в правом ухе. Придурковато открыв рот, он, не мигая, смотрел в сторону яркого утреннего солнца. – Видимо вспоминал своё имя.

– Вспомнил! – вдруг заревел рыжий. – Я же бог красоты!

У меня даже документ раньше был! Метрики.

– Значит, его зовут Аполлоном, если он «бог красоты», – отметил Виктор Сергеевич, с любопытством разглядывая совсем не пожилого сына Снежаны Морозовой.

– А сколько тебе лет?

У того с лица моментально сбежала радостная улыбка. Он задумался, от чего на лбу резко обозначились старческие морщины.

– Вот сколько, – сказал неуверенно Аполлон, показывая на одной руке четыре пальца, а на другой два.

Самсонову надоело участвовать в этой комедии и он, сняв с гвоздика ключ, открыл дверь комнаты Морозовой. Войдя, удивился: «Откуда мне это всё, вроде бы как, знакомо? Стены, обвешанные фотографиями, стенные часы, диван, два пустых стакана с осадками красного вина, недопитая бутылка». Когда взгляд дошёл до кровати, в душе Виктора Сергеевича что-то шевельнулось. «Откуда же мне всё это знакомо? Я никогда не заходил в эту комнату». Как и на странные предыдущие обстоятельства, он не смог найти окончательного логического объяснения. Ему показалось, вернее, промелькнуло подозрительное чувство: «уж не слишком ли много скопилось этих странных обстоятельств за такой короткий срок?» А они появлялись, и застывали перед ним в виде огромного, неприступного вопросительного знака.

– Располагайтесь, – сказал Самсонов, – только двоим, придётся спать вместе.

– Чур, я на полу! – обрадовано объявил Аполлон.

– Нет, я!

– Нет, я!

Они стали спорить, кому спать на полу. Рома в споре получил несколько подзатыльников от Вани. Потом они решили применить детскую игру «считалку», но, выяснив, что никто из них не умеет считать, уступили место на полу самому старшему, – Аполлону. Тот расцеловал своих братьев и, не раздумывая, развалился посреди комнаты. Ещё он сказал, что через него надо перешагивать.

Виктор Сергеевич даже испугался столь странному поведению этих людей и поспешил побыстрее избавиться от них, но, уходя, услышал робкий голос Ромы:

– А вы нас не будете пугать?

– Нет-нет, – поспешно ответил он и облегчённо выдохнул, когда захлопнул за собой дверь. «Ну и сыночки. Где она таких придурков откопала? Дебилы. Не хватало, что б я ещё их и пугал. Надо ж…»

Самсонов решил пойти к морю, малость развеяться. Спускаясь по лестнице, заметил кота, который расположился на колодезном срубе. Он внимательно смотрел в глубину колодца, не обращая внимания на проходившего мимо Виктора Сергеевича. Но зато, за Самсоновым из окна пристально наблюдали большие глаза Ромы, полные необъяснимой тревоги и застывшего страха.

То, что творилось в голове у Виктора Сергеевича, описать трудно. Там всё так запуталось, так заплелось, что не распутать и не расплести. А тут ещё объявились, как снег на голову, Морозовские сыночки.

Несмотря на то, что солнце уже припекало, Самсонова пробирал нервный озноб. Оказавшись на берегу моря, он не стал раздеваться, а о водных процедурах и думать не хотелось. Присев на горячий камень, он уставился на линию морского горизонта.

Какой-то полный человек с потным, квадратным лицом, устроился рядом и, пыхтя, стал стаскивать с себя брюки.

– Чего не загораешь? Смотри, как палит, – сказал он, показывая на солнце.

– Я болею, – нехотя ответил Виктор Сергеевич, не отрывая взгляда от горизонта.

– А-а, тогда конечно, – согласился толстяк, направляясь к воде в допотопных сатиновых плавках с беленькими завязочками на боку.

– Неужели нормальные плавки купить не может? – подумал Самсонов.

Чей-то транзисторный приёмник, до хрипоты в динамике, взорвался маршем «Прощание славянки», и сразу несколько нетрезвых голосов фальшиво подхватили мелодию. Самсонов немного воспрянул духом. Правой ногой, непроизвольно, стал отстукивать ритм марша. «Пойду покачаюсь на качелях», – подумал он и направился в парк отдыха. Покачаться не пришлось, парк был, к сожалению, закрыт. Захотелось горячих блинов. Постояв полчаса в очереди, блинов не поел, кончилось тесто. Люди, не получившие блинов, просили замесить тесто, но им ответили, что кончилась мука, а без муки они не могут замесить, но непременно замесят, как только подвезут муку, а когда подвезут, – не известно. Такой ответ оказался внушительным, и очередь быстренько разошлась.

Виктор Сергеевич проводил время хаотично, как ему вздумается. – Сидел на лавочках, пил газировку, рассматривал витрины газетных киосков, читал всякие объявления, подходил к длинным очередям, интересуясь, что продают, иногда, незаметно, тайком рассматривал красивых, загорающих женщин, вздыхая, собирал на берегу камушки и бросал их в море, при этом загадывая нелепые желания, как в детстве.

Под вечер народ потянулся с моря. Самсонов, облизывая таявшее мороженное, со свёртком в руках тоже шёл домой. Он на время позабыл о внезапно нагрянувших «сыночках», о котах и петухах, о вареной картошке, о комнате Морозовой, которая показалась ему очень знакомой, и о мрачном утреннем настроении. Мимо проносились местные байкеры на переделанных «Явах» под «Харлей Девидсон». Проезжали автомобилисты «частники» с перегруженными верхними багажниками. Один «частник» остановился и спросил: