Александр Шкуратов - Фантасма. Повести и рассказы

– Как проехать на «Судак»? – Виктор Сергеевич сказал, что он не местный и зачем-то извинился. Частник улыбнулся и сказал:

– С кем не бывает, – и поехал дальше в поисках какого-то Судака.

Низко над посёлком пронёсся «Ту-134». Многие посмотрели на него и подумали: «Вот так вот и мы полетим».

Проходя мимо танцплощадки, обнесённой высокой кирпичной стеной, услышал, как настраиваются музыканты:

– Раз, два, три. Раз, два,…Дай ревера! Раз! – Искусственное эхо послушно ответило:

– Раз! Раз! Раз!…

Какой – то музыкант упорно просил дать «ля», и видимо ему кто-то дал «ля», потому, что он больше его не просил. У музыкантов что-то часто свистело, трещало и падало. А какой-то грубый голос со злостью требовал ревера. «Странное слово», – подумал Виктор Сергеевич, – «наверное, какое-нибудь иностранное и что же оно означает?»

Впереди шли трое, видимо спортсмены, потому, что они вот-вот должны были лопнуть от перекаченных мускул. Спортсмены никому не уступали дорогу. Дорогу уступали им. Виктор Сергеевич широко расправил плечи и зачем-то выпятил грудь, ну чтобы не выглядеть на фоне «гераклов» убожеством природы. Те свернули в переулок и он, облегчённо опустив плечи, с шумом выдохнул.

Подойдя к калитке, Самсонов как-то сразу изменился в лице и тяжело вздохнул. Опять дурные мысли полезли в голову. Вспомнилось довольно странное поведение сыночков Морозовой. И тут он содрогнулся от неожиданной мысли: «А вдруг, они бандиты».

В памяти всплыл рассказ шофёра «газика» о трёх бандитах, – «но тех, вроде бы поймали», – успокоил он себя. «Тем более, меня убивать незачем, что я, богатый?» – Эта мысль показалась ему вполне разумной и он немного успокоился. Около дома никого не было. Он бесшумно проскользил по лестнице и поспешно закрыл за собой дверь на задвижку.

Феоктист разговаривать не хотел. Видимо был голодный и сердитый. Отворачивал глаза. Когда он получил колбасу, то принципиально, некоторое время, не прикасался к ней, правда, только сглатывал слюну и косился на соблазнительный кусок. Но потом, плюнув на обиду и гордость, стал с жадностью набивать свой пустой желудок, придерживаясь мудрой поговорки: «на кого, на кого, а на еду не обижаются».

(Последующие три дня я описывать не стану, так как, для меня они особого интереса не представляли, но на четвёртый день, когда Виктор Сергеевич дописывал вторую главу «Крымского варианта», случилось нечто интересное, о чём я сейчас и расскажу вам).

В 23.45, не исключено, что часы могли и врать, Феоктист заметил, что его соавтор по созданию романа, начинает отстукивать на машинке всё медленнее и медленнее и всё чаще клевать носом.

– Эй, слушай, кому это надо? Не спи, дорррогой. Ты же авторрр. Я тут, как дурррак старрраюсь ррради чужого гоноррраррра, а он тут засыпает, понимаете ли, над собственным сочинением.

«Писатель» посмотрел на попугая сонными глазами и пообещал ему половину будущего гонорара. Но Феоктист сказал, что если бы гонорар выглядел не в виде денег, а в виде колбасы, то был бы очень доволен таким вознаграждением. И тот пообещал ему 25 кг. «Любительской». Попугай радостно захлопал крыльями, тем самым бурно выражая свою благодарность. Порывался даже расцеловать Самсонова.

Виктор Сергеевич удивлялся, что, так называемые, сыночки за эти три дня ни разу не попадались ему на глаза, за исключением глаз Ромы, которые всё это время он видел, проходя мимо их окна. «Что они там засели, может, прячутся от кого-то?»

Ровно в ноль часов, лёжа в постели, Самсонов думал о том, о сём. Рядом на стуле лежали спасительные таблетки снотворного, так, на всякий случай. Феоктист с закрытым клювом, тихонько напевал что-то грустное на иностранном языке, похожим на китайский. Монотонно урчал старенький холодильник «Саратов». Внизу не спали. Там о чём-то в полголоса возбуждённо говорили. Кто-то шумно шмыгал носом и всхлипывал. «Чего им не спится?» Вскоре Виктор Сергеевич стал разбирать некоторые слова и фразы из их полуночного разговора. Когда попугай перестал гундосить и заснул, Самсонов полностью обратился в слух и начал непроизвольно подслушивать. Человеческое любопытство, – ничего тут не поделаешь.

Снизу доносилось:

– Ваську надо украсть, а то его зарежут и поделят.

Самсонов по голосам определял, кто говорит. «Это Ваня».

– … он наш брат, – продолжал Ваня, – и мы должны его честно разделить между собой. Рома, всхлипывая, лепетал про свой страх при виде крови и предупреждал, что при разделе брата будет сидеть под кроватью, закутавшись с головой под одеялом.

– Когда его будут резать? – прозвучал простуженный голос Аполлона.

– Точно не знаю. Из Японии сказали то ли позавчера, то ли послезавтра на рассвете, на зорьке. Они ему укол сделают. У врачей ножики знаешь, какие острые? Чик-чик и готово. Вот они и оформили его в хирургию, потому, что он золотой. Хитрые. Я же с ним в одной палате лежал, он мне во всём признался.

– Да, столько золота упускать нельзя, – рассудил Аполлон.

– Завтра днём потренируемся, а в ночь пойдем на «дело».

На «дело» Рому решили не брать. Решили привязать его к кровати и закрыть на замок, а то может всю операцию провалить со страху.

По спине Виктора Сергеевича пробежал жутковатый холодок. Подслушанный им диалог ввёл его в жуткое состояние. Стало страшно. Он, дрожа всем телом, сжался в комок. «Кого воровать? Кого будут резать? Какие врачи? Какой золотой брат Вася? Или я схожу с ума или они…»

А братья тем временем продолжали свой разговор:

– Его лучше распилить, ножом будет долго, – рассуждал Ваня.

– Но он будет кличать и плакать, – сквозь слёзы картавил Рома. – Дядька навелху всё услышит.

– При распиле мы ему рот заткнём, не пикнет. Пилу я нашёл, под диваном, удобная, с деревянной рукояткой. Голову-то сразу отпилим, тогда ему нечем будет кричать, – хохотнув, продолжал Ваня.

– Жалко лезать Васю, он ведь живой, – не переставая рыдать, возражал Рома.

– Если не мы, то они это сделают. Пусть лучше мы будем богатыми, с нами тогда здороваться станут. А нашей маме золотую руку оставим, на память, – многозначительно заявил Ваня.

– В холодильник положим, – предложил Аполлон.

– Золото не портится, – пояснил Ваня.

– А может он не золотой, а подделка? – Это был голос Аполлона. – Нет, он сам говорил, что он золотой, я же с ним в одной палате лежал. Васёк – мужик честный. Сказал золотой, значит золотой. Недаром он всех боялся, прятался постоянно. Какие-то люди так и ходили за ним по пятам, по ночам в окна залезали и с ножами подкрадывались к его постели. Это он так рассказывал. Жалко конечно пилить, но если не мы, то хирурги его раз-два и готово. – Достаточно возбуждённо говорил Ваня.

– А мне не жалко. Я раньше плотником работал и когда пилил, жалко не было. Даже интересно Ваську попилить, потому что он не деревянный. Главное, что бы ножовку не затупить, а то мама будит ругаться, – продолжил Аполлон.