Мария Капшина - Идущая. Филологический анализ одного психического расстройства

Такое объяснение Вику не слишком удовлетворило, но Раир оказался в состоянии объяснить более толково:

– В этом мире чужая не ты сама, а твоё имя. Имя – я говорю о маэто, подлинном имени, конечно, – это сущность названного, определяющая его место в мире. Имя определяет границы и даёт форму душе. Если не поставить этих границ, душа истончится и развеется в мире. Потому, например, ребёнку дают имя в тот же день, когда он родится: иначе мир может убить безымянного, как чужака, для которого здесь нет места. В маэто душа человека. А твоё имя не отсюда, оно из другого мира. Потому наш мир и не желает принять тебя.

– Ну и что мне теперь делать? – спросила Вика. Она слишком удивилась сюрреалистическому объяснению, чтобы не поверить в него. – Душу поменять?

– Да нет, просто имя поменять, чтоб его кошки съели, – сказал Ликт.

– А как это делается, если не секрет?

– Что значит «как делается»? – приподнял светлые брови Ликт. – Выбери себе эттей, какое нравится, и все дела.

– Чего-ттэй?..

– Ну, эттей, кличку, имя 8 8 Здесь и далее слово «имя» употребляется в том значении, в каком в эрлике употребляется «эйт»: повседневное имя, обыденное обращение. Для цивилизации Центральной равнины характерна особая группа понятий с общим значением «имя». «Ма э то» – подлинное имя, называющее суть человека или предмета. Широко используется в магических практиках. «Эттей» – кличка, любое прозвище. «Эйт» – наиболее широкое понятие, обозначающее, во-первых, любое наименование предмета/человека, и во-вторых, то имя либо кличку, на которое человек откликается в повседневной жизни. В роли эйт может выступать одно из эттей, но никогда не маэто. Существует набор стандартных эйт для каждого региона и страны Центральной равнины, в то время как число эттей неограниченно. , – охотно объяснил он.

– Но я же не знаю здешних имён, – растеряно сказала девушка. – Подскажите, что ли, парочку…

– Чего тебе, слов в языке мало? – удивился Ликт.

– Ты же не подлинное имя выбираешь, – объяснил Раир. – Просто прозвище, на которое тебе не слишком противно будет отзываться. Их обычно из родного языка берут или из алеира.

Выяснив, что такое «алеир», поняв, что надпись на клинке как раз на этом языке, и заключив, что это язык она знает, Вика оживилась:

– Ладно. Сейчас, подумаю…

Думала она минуты две, потом весело сообщила:

– Есть! «Ре ана». Ну как вам?

– Реана? «Бродяга», то есть? – попробовал на язык Ликт. – Ничего, мне нравится!

Раир не выглядел воодушевлённым; по его лицу снова скользнуло то напряжённое выражение, которое Вика видела уже, когда в разговоре всплывало имя Реды, когда дала Раиру разглядеть свой меч…

– Что-то не так? – спросила она. Раир так естественно вернул лицо в нормальное состояние, что Вика в очередной раз засомневалась: не примерещилось ли ей.

– На мой взгляд, несколько грубовато, – сказал Раир. – Как-то неуважительно. Ты уверена, что хочешь на него отзываться?

– В самый раз! – убежденно сказала она. – Кто же я ещё тут, как не бродяга?

– Ну ладно. Значит, Реана.

Он как-то странно улыбнулся и добавил:

– Видит Маэтиш еной, имя подходит идеально 9 9 алеир: р е а – приставка со значением повторяемости действия; а наво – ходить, рождаться .

После привала они некоторое время шли на север, по левому берегу Говоруньи, потом река снова свернула, на этот раз вправо, и дальше трое пошли по бездорожью, на северо-запад, ориентируясь на высоченный снежный пик, которым заканчивался ближний к ним отрог Великих гор. Вернее, на пик ориентировался Раир, а остальные ориентировались уже на него. Тем более, через пару часов, когда ни Ликт, ни Реана не смотрели уже ни на что, кроме спины впереди идущего. Точнее, кроме его ног, потому что поднимать голову тоже не хотелось. Лес кончился за пару часов до заката и метров двадцать до подошвы горы. Раир свернул вправо и повел своих подопечных сначала по каменистому склону у подошвы, потом вверх, по узкому извилистому ущелью, которое Вике-Реане показалось бесконечным. Раир не останавливался и даже не замедлял шага, а двое других следовали его примеру из одного упрямства. Ну ещё, пожалуй, оттого, что ни Ликт, ни Реана не горели желанием останавливаться раньше другого. А потом вдруг остановился Раир. Его спутники оторвали глаза от земли и обнаружили, что находятся на ровной полукруглой площадке, по бокам ограниченной крутыми склонами, а впереди упирающейся в скалу. За спиной виднелся кусок ущелья – до первого поворота, метров восемь.

– Это местечко я обнаружил лет пять назад, – сказал Раир. – Я думал тут переждать немного, возвращаясь из Кадара, но получилось, как сами понимаете, иначе. И у Бабушки, конечно, было комфортнее, так что жаловаться не буду. Мы тут останавливаться не станем, только переночуем в пещере, трое там вполне поместятся. Ох, – засмеялся он, глядя на недоуменные лица, – до чего вы оба наблюдательны, клянусь пятью стихиями! Вот она, пещера!

В сгустившихся исподтишка сумерках они действительно не заметили входа в пещеру: почти круглое отверстие в метр диаметром, похожее на густую тень в углублении скалы. Внутри пещеры, по форме напоминавшей каплю, нашёлся хворост для костра и еловый лапник для постелей. На троих его было маловато, но все отлично выспались, с аппетитом позавтракали и быстро (Реана была почти уверена, что ущелье укоротилось вчетверо со вчерашнего вечера) спустились вниз, к подножию горы. На этот раз они отправились прямо на север, по безлесому пространству вдоль склона горы. Через час лафа закончилась, а начался терновник: густые, не ниже, чем по пояс, заросли с узёхонькой тропинкой, проползающей вглубь. Реана с Ликтом жалобно переглянулись, вразнобой вздохнули и направились следом за Раиром, совершенно спокойно и как будто даже привычно в эти заросли нырнувшего. На двойной вздох он, правда, обернулся.

– Погодите умирать, – весело посоветовал он. – Нет, в самом деле. Это недолго, чуть больше, чем четверть часа, а потом мы выйдем прямо на старую дорогу. Она заброшена уже давно, но ещё вполне приличная, идти там будет намного проще. Немного ещё потерпите.

Ликт и Реана приободрились и храбро пошли на штурм, хотя без трагических возгласов время от времени не обошлось: терновник есть терновник, и продираться по наполовину заросшей тропинке – удовольствие то ещё. Через двадцать метров руки были исцарапаны сплошь, но все сошлись на том, что это не самое страшное, что может с человеком случиться. Продолжалось это безобразие, правда, почти вдвое дольше, чем было обещано, но тем с большей радостью трое вынырнули вдруг из зарослей и спрыгнули на дорогу, которая выглядела действительно вполне приличной, хотя и порядком запущенной. Кое-где прямо посредине росли молодые деревца, время от времени дорогу пересекал ручей, а то и тек прямо по ней. Но пешком по старой дороге идти было вполне удобно и, во всяком случае, это было куда приятнее, чем тропинка в терновнике. И значительно быстрее. Раир прикинул, что такими темпами они выйдут из леса уже утром третьего дня, чем и порадовал своих спутников на привале.