Игорь Кабаретье - Преступление в Гранд-опера. Том второй. Шуба из Сибири

– Я тебе ничего не обещаю.

– Ладно! Но если ты мне хотя бы пообещаешь остаться до конца танца… может быть бы в качестве наблюдателя, а не активного участника сегодняшнего вечера, то я тебе обещаю вернуться через некоторое время и скрупулёзно, обстоятельно отчитаться обо всех моих операциях. Никаких больше загадок, никакого замалчивания фактов… ты будешь знать всё. Договорились?

– Да, но…

– Этого мне достаточно, и я иду заниматься твоими делами. Присоединяйся к Лолифу, который только и ищет, кому бы причинить неприятности, и если вдруг Сен-Труа или Ласко начнут к тебя приставать, вежливо и безжалостно прерви их речитатив и удались прочь.

– Тебе не обязательно утруждать себя такими рекомендациями. Эти два негодяя и без того вызывают во мне отвращение.

– Ах! Забыл сказать, что здесь был замечен Пребор, сумевший проникнуть на бал, несмотря на оскорбление, которое мадам де Брезе ему накануне нанесла на Елисейских полях. Я думаю, что он будет юлить перед тобой, но несмотря на это, избегай его, поскольку ещё не настал час искать ссоры с этим фатом. На этом, мой дорогой друг, всё… я пошёл… Ах! Чёрт возьми! Кажется, что ты недолго будешь пребывать в одиночестве. Вот и месье Роже Дарки, предлагающий руку мадам Камбри. Она немного бледна, но как красива! И помолодела лет на десять. Значит, у твоего дяди есть талант творить чудеса. Прощай, наследство! Очень скоро у тебя будет пол-дюжины маленьких кузенов и юных кузин, и это именно то, чего ты хотел. Итак, до свидания, встретимся после котильона. Я бегу в распоряжение маркизы.

Произнеся эту фразу, капитан оставил своего друга размышлять над сказанным, и моментально затерялся в толпе, которая неумолимо заполоняла зал.

Оркестр замолчал. Только что закончилась кадриль, и кавалеры провожали своих партнёрш. Одновременно появлялись другие, недавно прибывшие пары, и эти два противоположных течения вызывали некоторое смущение в зале, которое случается почти всегда в каждом антракте большого бала. Гастон искал глазами своего дядю, но не заметил его, и ему пришлось прошить насквозь несколько групп гостей, пока, наконец, после длинных и сложных манёвров по залу Гастон, обнаружил Роже Дарки стоящим перед мадам Камбри, которая, едва присев на изящную банкетку, сразу же была окружена толпой поклонников. Её красота привлекала кавалеров, как свет свечи бабочек, и мадам Камбри окружил целый сонм как из молодых кавалеров, желающих, чтобы она записала их в своём журнале на тур вальса, так и более зрелых друзей, рассыпавшихся в изящных комплиментах, одновременно немного подчёркнуто скромно поздравлявших вдову со скорым новым браком. Месье Роже Дарки также удостаивался сильных рукопожатий в связи с этим предстоящим событием и, как умный человек, старался удачно выпутаться из этого деликатного для своего возраста положения, ситуации будущего мужа, кавалера, сопровождающего молодую женщину… этакая своеобразная школа будущих мужей, которую нужно пройти до официальной церемонии.

Гастон даже не пытался смешаться с этой толпой придворных влиятельного судьи, ведь ему было необходимо поговорить с прелестной вдовой о чём-либо ином, кроме отвешивания пошлых комплиментов, и он ждал лишь удобного момента, чтобы приблизиться к прелестной вдове, когда рой кавалеров вокруг неё разлетится в направлении следующих сладких цветков. И, тем временем, Гастон принялся смотреть на вдову издалека, в надежде прочитать на её приятном лице новость, о которой она должна ему сообщить, но не сумел увидеть на нём совершенно ничего. Абсолютно. Tabula rasa. Женщины на балах умело скрывают свою грусть под улыбками, румяна виртуозно подкрасили бледнеющую печаль их щёк, а глаза, которые ещё недавно плакали, теперь сверкают. Невозможно угадать, что у них на сердце – глубокая тоска или радостная новость, о которой только что объявили, ведь всё их существо – это лишь одна только маска. Гастон сумел увидеть лишь одно – мадам Камбри была действительно очаровательна.

Будущая супруга судьи следовала новой парижской моде, которая, к счастью, была к лицу пепельным блондинкам с иссиня белой, практически, как говорят, фарфоровой кожей. Она была одета полностью в чёрный атлас, так что платье вдовы, очень узкое в бёдрах, восхитительно подчёркивало её гибкий стан. Никакого белого, никаких цветовых украшений на этой тёмной основе. Ничего, кроме редких цветов, цветов одного вида… огромные анютины глазки голубовато-фиолетового цвета, те самые, что садовник, создавший их, назвал глазами Дагмар, потому что они напоминают удивительный оттенок глаз восхитительной принцессы.

Это был некий траурный наряд, своеобразный бальный траур. Красивая вдова, возможно, могла нести смерть в душе и одеться таким образом, чтобы захватить с собой свою боль в мир высшего света и светских развлечений.

На мадам Камбри не было бриллиантов, хотя она гордилась коллекцией алмазов, которые передавались в её семье по наследству ещё от прабабушки. Единственное украшение, которое можно было заметить на прекрасной вдове, скрывалось под букетиком фиалок, зафиксированном на блузке рядом с плечом – маленькая золотая змейка, чьи глаза смотрели на окружающий мир прекрасными хищными рубинами.

– Мадам Камбри любит Берту, и она её защищает, – думал Гастон, – но сколько женщин на месте этой вдовы отреклись бы от бедной, несправедливо обвинённой сироты! И кто знает, может быть лишь благодаря тому, что мадам Камбри сейчас рядом с моим дядей, расследующим дело Берты, нам удастся её спасти?

Гастону не терпелось поговорить с мадам Камбри, и он проклинал лебезящих перед ней кавалеров, обременявших её поздравлениями и приглашениями на рандеву.

– Кажется, мадам Камбри собирается танцевать. Должно быть, она ангажирована на всю ночь, и Бог знает, когда я смогу с ней поговорить, – сказал сам себе Гастон с некоторым беспокойством, – мой дядя тоже здесь, но я предпочёл бы не прибегать к его помощи при общении с его будущей супругой.

В конце концов в зале немного прояснилось, но оркестр уже начал предварять следующий танец, и ноты, разлетающиеся от инструментов, искали гармонию, напоминая кавалеров, рассеянных по залу. Круг вокруг мадам Камбри разбился, и Гастон смог, наконец, приблизиться к ней. К тому же, месье Роже Дарки был пленён только что одним из его друзей-судей и не видел своего племянника. Вдова же его заметила при первом же шаге, который он сделал в её направлении, и её лицо тут же изменило выражение. Это был некий неощутимый знак, хотя она была всё ещё осаждена красивым лейтенантом Тревилем, который настаивал на том, чтобы получить от неё тур вальса, хотя это был бы уже тринадцатый для мадам Камбри, и он получил вежливый отказ, так что Гастону не пришлось молиться о том, чтобы в корне пресечь навязчивые идеи этого любезного гусара, поскольку Тревиль сумел моментально осознать, что он мешает. Лейтенант отступил, направив вдове спасательный круг в виде выразительной улыбки и дружеского пожелания доброго вечера в компании Дарки, его товарища по Клубу.