Александр Мишкин - Anamnesis. Том 2

Антон Иваныч перегнулся за борт и выудил из воды… шляпу. Соломенную женскую шляпу с большими полями и голубой ленточкой.

– Оксанкина, – тихо объяснил он и уткнулся лицом в мокрую находку.

Мы с Семёном молчали. Не было слов: вместо них вдруг навалилась какая-то обречённость. Сгорбившись, втроём мы стояли в катере, не понимая, что происходит. И не зная, что делать.

Первым молчание нарушил фельдшер. Он тихо завыл в шляпу, уселся на корме и принялся лихорадочно стаскивать с ног обувь.

– Антон, ты чего?! – лейтенант опустился перед ним на корточки.

– Она здесь! Она здесь где-то! Раз шляпа тут, то и Оксанка – тоже! Найти надо, спасти… Может, не поздно ещё! – выкрикивал Иваныч, разувшись и стаскивая халат.

– Поздно! Поздно, Антон! – участковый схватил его за плечи и встряхнул, – Ты уже ничем не поможешь. Я вызову водолазов, найдём потом её. А сейчас – успокойся. Ты ничего уже не сделаешь, а вода холодная…

Не дослушав лейтенанта, фельдшер с силой оттолкнул его и прыгнул за борт. Как был, в одежде. Снять он успел только халат.

– Антон! – участковый перегнулся через борт.

Но тот уже скрылся под водой. В воздухе на миг мелькнули босые пятки. Лейтенант с маху уселся на скамью и вопросительно посмотрел на меня.

– Его сейчас не остановишь. Аффект, – пояснил я, – Будем ждать, пока не наныряется. И следить, чтобы не утонул.

– Палыч, ты понимаешь, что происходит? – тоскливо спросил Семён.

– Не понимаю. Ничего я не понимаю! – я уселся рядом и обхватил голову руками.

– Вот и я – ничего! – скорбно констатировал лейтенант.

Молча мы смотрели за борт, где нырял, выныривал и вновь нырял Антон Иваныч.

Семён вдруг встрепенулся и вопросительно уставился на меня:

– Слышал?

– Что?

– Тихо! – прикрикнул он на меня и прислушался, – Вот, опять!

Теперь услышал и я:

– Вроде, кричит кто-то?

– Похоже на то! – согласился лейтенант.

Ветер опять донёс до нас тот же звук. Крик, нет сомнений!

– На острове, что ли? – участковый вскочил и принялся всматриваться в далёкий островок, прикрывая ладонью глаза от солнца.

Присмотрелся и я. В нескольких сотнях метров от нас, по берегу острова металась человеческая фигурка!

– Антон! – лейтенант нагнулся над бортом и схватил несчастного фельдшера за шиворот как раз в тот момент, когда тот приготовился к очередному нырку.

– Ну, чего? – губы у Иваныча заметно посинели.

– Антон, на острове есть кто-то! Поплыли, посмотрим: вдруг Оксана выплыла?

– Где? – Иваныч в воде заозирался.

– Вылезай. Это с другого борта. Отсюда не увидишь.

Фельдшер подтянулся и перевалился через борт. Пошатываясь, встал:

– Ну, где?!

Я показал. Иваныч больно вцепился мне в плечо и захрипел:

– Поплыли! Семён, заводи, поплыли скорей!

Катер рванул к острову. Не отпуская моё плечо, фельдшер вглядывался в приближающийся остров, подавшись вперёд всем телом:

– Семён, ты быстрее можешь?!

Лейтенант покачал головой:

– На пределе. Потерпи, через пару минут причалим!

Но уже через минуту стало видно, что фигурка на берегу – женская. В одном белье.

– Оксанка! – с улыбкой протянул Иваныч.

И осел на скамью.

– Докладывайте! – я плюхнулся на стул и обвёл взглядом выстроившийся в кабинете персонал.

Вперёд выступила Мария Глебовна:

– За время вашего отсутствия, доктор, особых происшествий не было! – бодро отрапортовала она.

Как-то уж слишком бодро…

– А неособых? – подозрительно уточнил я.

– Ну… – замялась было акушерка, но я пресёк колебания:

– Давайте без «ну»! Что стряслось?

– У Зотова, который с тромбоэмболией, приступ был.

– Что за приступ? Одышка?

– Нет, непонятное что-то. Потерял сознание, побледнел, затрясся. Да, ещё очень мокрый был весь, прямо в крупных таких каплях! Похоже на эпилепсию, но не совсем, – акушерка выглядела немного растерянной.

Я тоже озадачился. Что ещё за новости?!

– Сейчас-то он в сознании? Сколько времени продолжался приступ? Пульс, давление какие были? Сахар крови определили? – засыпал я вопросами Марию Глебовну.

– Да, он в сознание минут через десять пришёл. Пульс был под двести, давление – нормальное. Кровь на сахар взяли уже после приступа – немного снижен. Три ровно.

– Чем купировали приступ? – я не унимался.

– Да ничем. Сам в себя пришёл, мы только следили, чтобы язык не прикусил, да не задохнулся. Он трясся – трясся, а потом раз – и всё закончилось. Как-то сразу в себя пришёл: лежит довольный такой, улыбается! – закончила доклад акушерка.

– Улыбается? – машинально переспросил я.

– Ага! – хором подтвердили Мария Глебовна с Клавдией Петровной.

– Сейчас как себя чувствует?

– Вполне удовлетворительно.

Я вздохнул с облегчением:

– Вот и славно. Что ещё?

– Ещё да… – начала было акушерка, но её локтем в бок ткнула Клавдия Петровна:

– Да ничего больше, Пал Палыч! Тут у нас с Машкой маленькие женские секреты. Верно, Марья?

Та, потирая бок и морщась, закивала головой:

– Верно, верно! А больше – ничего.

– Ну, если это ваши, как вы говорите, женские тайны, то я в них лезть не буду! – великодушно заявил я, – На приём народу много пришло?

– Да, сегодня наплыв: человек двадцать первичных и ещё с десяток на повторный осмотр. Плюс шесть перевязок! – обрадовала меня фельдшерица.

Свет в моих глазах померк. Опять до полуночи!

– Значит, так: Клавдия Петровна, вас я прошу заняться перевязками. Можете привлечь к процессу Марию Глебовну. Насколько я помню, там ничего сложного не предвидится. А я пойду на приём. Антона Иваныча, в силу определённых уважительных причин, сегодня не будет. Поэтому работаем за себя и за того парня. Как в песне поётся! – с фальшивой бодростью закончил я и отправился в амбулаторию.

В коридоре я наткнулся на Алю. Она взглянула на меня своими невероятными глазищами и тихо спросила:

– Их кто-то убивает, верно?

– Верно, – механически подтвердил я и запоздало спохватился, – Кого это «их»?

– Женщин. Беременных. Как сегодня, – терпеливо объяснила девушка.

Я схватил её за плечи:

– Откуда вы знаете?! Кто вам рассказал?!

Аля покачала головой:

– Павел, мне никто ничего не рассказывал. Даю вам слово. Я просто знаю – и всё. Вернее, сегодня только узнала, когда увидела ту женщину… в окне.

Спохватившись, я неохотно отпустил девушку:

– Аля, вы не должны никому, слышите, ни-ко-му рассказывать об этом, – быстро оглядевшись, я затащил её в пустую процедурную, подпёр спиной дверь изнутри и тихо, почти шёпотом, продолжил, – Всех этих женщин действительно убили. Лейтенант, с которым вы сегодня беседовали, проводит расследование. А я ему помогаю. Он сам просил меня об этом, хотя я так и не понял, какая от меня может быть польза в этом деле…