Александр Мишкин - Anamnesis. Том 2

– Только чемоданчик оставьте на всякий случай! – попросил я, очень надеясь на то, что такого случая не будет.

Зара проводила их до машины и вернулась. Уселась напротив, подпёрла подбородок руками и принялась сверлить меня огромными чёрными глазами. Чтобы скрыть неловкость, я уткнулся носом в чашку.

– Вы вчера только приехали, Пал Палыч, верно? – поинтересовалась вдруг цыганка.

Я кивнул:

– Вчера.

– А ведь вас уже присушил кто-то тут, в Кобельках! – торжественно констатировала она.

Я поперхнулся чаем. Прокашлявшись, поинтересовался:

– Это как так: «присушил»? И кто же?

Зара улыбнулась:

– Женщина ваше сердце заняла. Да прочно-то как! – прищурясь, она посмотрела на мою грудь, будто и в самом деле разглядев сквозь одежду и тело занятое сердце, – А вот кто – не скажу. Знаю только, что не наша она. Не здешняя. Красивая, наверное?

– Очень! – машинально подтвердил я. И покраснел, сообразив, что попался.

Цыганка рассмеялась и взялась чайник:

– Ещё чаю, Пал Палыч? Да вы не смущайтесь, это же хорошо, когда любишь. Главное это. Многих любят, многие думают, что любят… А вот так, чтобы по-настоящему, из души – немногим дано. Счастливый вы, доктор!

– Наверное… Только я и сам пока ещё не понял, люблю ли… – ни с того, ни с сего, разоткровенничался я с Зарой.

– Поймёте. Обязательно поймёте. А когда поймёте – не испугайтесь. Многие пугаются той силы, которой полна настоящая любовь… и бегут от неё. Чтобы никогда больше её не встретить. Вы – не убегайте! – строго сдвинув брови, приказала цыганка.

– Не испугаюсь. И не убегу! – абсолютно серьёзно пообещал я.

Зара вдруг протянула через стол руки и взяла меня за щёки. Я замер. Ладони цыганки были невероятно горячими. С минуту она пристально вглядывалась в мои глаза. А я не мог оторвать взгляда от двух глубоких чёрных омутов, вбирающих, засасывающих в себя свет.

– Верю! – она, наконец, отпустила меня и улыбнулась, – Так что, чаю вам ещё налить?

– А давайте! – махнул я рукой. Наваждение исчезло.

Еще с полчаса мы болтали о всяких пустяках. Время от времени выходя в спальню проведать спящего Мишку. А потом вдруг Зара коснулась темы, которая никак не могла оставить меня равнодушным. После всех нынешних событий.

– Вы в неудачное время приехали в Кобельки, доктор. Нехорошо здесь стало.

Я вздрогнул. Точно такими же словами, помнится, охарактеризовал положение дел в округе и участковый.

– Что вы имеете в виду, Зара?

– У нас тут женщины гибнут. Да не просто женщины, а беременные. Слышали, наверное? За два дня – три покойницы.

«И чуть не случилась четвёртая!» – мысленно уточнил я, вспомнив чудесное спасение жены Антона Иваныча. А вслух подтвердил:

– Слышал, конечно. И, к сожалению, двух из них даже видел. Беда.

– Это убийства? – цыганка сверлила меня испытующим взглядом.

Я пожал плечами:

– Не знаю, я же не криминалист. Насколько мне известно, никаких следов чьего-то злого умысла на местах происшествий обнаружено не было.

Зара в задумчивости покачала головой:

– Пал Палыч, вы верите в поверья? В легенды, приметы всякие, предсказания?

От неожиданного вопроса я опять чуть не поперхнулся:

– Зара, я врач. Мне не положено верить во всякую мистику. Уж извините, если я вас этим задел.

Она невесело усмехнулась:

– Да нет, вовсе не задели. Мистика, говорите? Ну, переубеждать вас я не стану: вы пока слишком молоды, понимание многого к вам ещё придёт…

Теперь усмехнулся я: Зара была не старше меня.

Она заметила усмешку:

– Мы жили в разных мирах, доктор. Да, мы ровесники. Но я – старше. Намного старше. Поверьте, так бывает!

Я поверил. Странно, за сегодня Зара была уже второй женщиной, которой верилось во всём и безоговорочно.

– Так вот, я не буду вас переубеждать, Пал Палыч. Расскажу только одно старое цыганское поверье, которое жило в моём таборе. Я ведь в таборе выросла, знаете?

– Знаю, – кивнул я.

– Страшное поверье. И очень, очень древнее, – Зара прикрыла глаза, откинулась на спинку стула и замолчала на минуту.

Потом протяжно заговорила тихим, неузнаваемым голосом:

– Нет в мире ничего более прекрасного, чем женщина, носящая под сердцем дитя. И нет в мире никого, более уязвимого, чем она. Ибо красота её и неродившегося ребёнка желанна не только для того, кто любит их, но и для того, кто алчет бессмертия. И придёт тот в недобрый час, и отберёт две жизни: матери и плода её. И вольёт он душу нерождённого в свою, будто светлый ручей в чёрную топь. И пойдёт дальше по миру, собирая нерождённые, ясные души, пока не наберётся таких трижды по шесть. И тогда обретёт собравший их исцеление от всех недугов, бессмертие тела и исполнение единственного желания своего…

Зара замолчала. По моей спине пробежал холодок.

– Если я правильно всё понял, убийца восемнадцати беременных женщин должен исцелиться от всех болезней, обрести бессмертие, да ещё и одно его желание исполнится?!

Цыганка открыла глаза и потрясла головой, будто стряхивая с себя остатки сна:

– Согласно поверью, именно так. При условии, что сам он в момент убийства будет находиться рядом с жертвой. Чтобы душа неродившегося ребёнка переселилась в него.

– Бред! – подытожил я.

Зара пожала плечами:

– Я серьёзно отношусь к нашим поверьям, Пал Палыч. Предки не могли просто так, ни с того, ни с сего, придумать такое… Кто знает: может, и в самом деле бред? А вдруг – мотив?

За окном послышался звук подъехавшей машины и скрип тормозов. Я встрепенулся и вскочил:

– Это, наверное, «Скорая» из района. Вот и славно: сейчас отправим вас с Мишкой в больницу, там его подлечат и будет опять по заборам скакать!

Зара с улыбкой поднялась из-за стола:

– Ну, нет: на забор он теперь долго не полезет. Уж я об этом позабочусь!

Вдвоём мы вышли на крыльцо. Перед домом и впрямь стояла «Скорая помощь».

– И запомните: никаких больше мочегонных! – погрозил я пальцем тучной даме лет пятидесяти, местной продавщице.

Та, старательно прижимая сосискообразным пальцем ватку к локтевому сгибу, заныла:

– Так ведь хотелось же вес согнать! Вы только посмотрите на меня: это ж уму непостижимо!

– Согнали? – осведомился я.

Она потупилась.

– Не согнали, – моя констатация прозвучала достаточно жёстко, – Зато чуть не ушли в страну вечной охоты!

– Что? – не поняла жертва фуросемида.

– Я говорю, чуть не померли. Ещё немного – и повывели бы весь калий из организма. И ваше сердце грустно трепыхнулось бы напоследок, да и остановилось. Потому, как не может оно, сердце, без калия. Ясно?

– Ясно! – вздохнула она, – Но как же похудеть-то? Уж я чего только не перепробовала…