В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том второй

Отто Резике в сильном возбуждении слушал рассказ бедного калеки и теперь, схватив за руку несчастного скрипача, почти шепотом заговорил:

— Будь я на твоем месте в ту ночь, то не стал бы играть на скрипке. Вместо нее я взял бы в руку вот эту штучку, и моя музыка живо спугнула бы нежных голубков в спальне новобрачных и отняла бы у них желание ворковать и целоваться.

При этих словах разбойник схватил свой пистолет и с яростью потряс им над головой.

— Но что отложено, то еще не потеряно, — продолжал Отто Резике, не обращая внимания на возражение скрипача Франца. — Я не удовлетворюсь слезами и жалобами, нет, я потребую ответа у неверной; и горе, трижды горе ей, если она не сможет дать его.

— Вспомни твою клятву, — воскликнул с жаром Франц, — ты мне обещал не причинять ей никакого вреда!

— Я обещал тебе, — ответил Резике, — не убивать Ганнеле; но что касается рыжего Иоста, то я не связал себя никакими обещаниями относительно его. Ха, ха, господин управляющий герцога! Вы не предполагали, когда вели под венец хорошенькую голубку, что есть человек, имеющий раньше вас и более основательные права на это сокровище. Вы, по обыкновению, отняли у бедняка все, что он имел. Но на этот раз вы ошиблись в расчете, и хотя вы отличный счетовод, я подведу такой итог, какой вам и не снился. Прощай, Франц, прощай, ты славный малый. Благодарю тебя за сведения и клянусь отомстить за нас обоих!

— Только пощади ее и ребенка! — воскликнул скрипач.

Отто Резике, уже подходивший к двери, моментально остановился, точно пораженный.

— Ребенка? О каком ребенке говоришь ты?

— О ребенке Ганнеле.

— У нее ребенок? Мальчик или девочка?

— Мальчик четырех месяцев.

— И это ребенок рыжего Иоста?

— Без сомнения.

— В таком случае — он погиб! — воскликнул Отто Резике странным голосом. — Ребенка я не включал в свою клятву. Жизнь вероломной изменницы, забывшей свои клятвы, я пощажу, но зато поражу ее в самое больное место — в материнское сердце.

С этими словами разбойник поспешно удалился, не обращая внимания на мольбы Франца, в отчаянии простиравшего к нему руки. Затем скрипач поднял кинжал, воткнувшийся в пол, и стал внимательно, со странным выражением лица, рассматривать его.

— Я его сберегу; кто знает, когда и для чего он мне понадобится.

Немного спустя он схватил скрипку и смычок, и в покинутом доме медленно полились дивные звуки, в которых слышались печаль и горе…

Двухэтажный каменный дом, возвышавшийся между Доцгеймом и Бибрихом, по соседству с лесом, был лучшей постройкой в окрестностях. Но зато и не было другого дома, который население ненавидело бы так сильно и на который посылало бы столько проклятий. В нем жил управляющий герцогскими имениями и лесами Иост Эндерлин — рыжий Иост, как прозвал его народ, или живодер, как обыкновенно величали его.

Да, теперь в герцогстве Нассауском жилось плохо от этих притеснителей народа. Владетельный герцог содержал блестящий двор, любил хороший стол, устраивал охоты, слепо следуя примеру Франции, в которой в то время Людовик XV утопал в неслыханной до тех пор роскоши. Мелкие германские герцоги тоже заражались отравой, распространяемой французским двором, утрачивая понемногу простые немецкие нравы. Они доходили до бессмысленного подражания французскому королю и повторяли у себя дома все то, что делалось по ту сторону Рейна.

А что там делалось? При Версальском дворе творилось нечто такое, что приводило в ужас всех порядочных людей. Разнузданность нравов, отравления и насилия были там обыденным явлением. Фавориты, владычество которых установилось еще при Людовике XIV и значительно усилилось при его внуке, Людовике XV, пожирали Францию, как вампиры. Они в слепом безумии сосали кровь народа, не задумываясь о последствиях, повторяя за своим легкомысленным королем: «После нас — хоть потоп!»

Французский народ стонал под гнетом притеснений, голод, отчаяние и нужда опустошали Францию, а король, его фаворитки и фавориты проматывали в один вечер больше, чем можно было собрать налогов с двух французских провинций в течение целого года, хотя бы для этого бедняки были обобраны до последней нитки. Но внешняя сторона была, действительно, блестящей. Рассказывали о волшебных праздниках в Трианоне, о сказочных бриллиантах, украшавших каждое парадное платье короля и его фавориток… Эти рассказы, распространяемые хорошенькими женщинами и галантными искателями приключений, были столь соблазнительны, что не шутя кружили голову каждому ничтожному владетельному герцогу, желавшему разыгрывать у себя дома Людовика XV, на что требовалось много денег. Удовольствия и развлечения стоят очень дорого. Но с этим не считались, была бы только исполнена прихоть. Таким образом, весь свет веселился. Когда богач или вельможа просыпался, то первым делом задавал себе вопрос: «Где мы будем сегодня веселиться?» и поздно ночью, полупьяный, ложась спать, он повторял: «Где мы будем веселиться завтра?»

В течение этого рассказа мы еще увидим, к каким страшным последствиям привела эта страсть к мотовству и как отразилась она на герцогстве Нассауском. Герцог, исчерпав все свои финансовые ресурсы и продолжая нуждаться в деньгах для удовлетворения своих порочных наклонностей и расплаты с кредиторами, прибегнул к гнусному и отвратительному средству: он продал граждан своего государства в Америку, где Джордж Вашингтон вел с Англией войну за освобождение, — продал за презренное золото лучших сынов своей родины, как простой товар! Но ограничимся пока этой краткой ссылкой, достаточно ясно говорящей за себя.

Итак, герцог Нассауский нуждался в людях, умеющих собирать налоги и выжимать последние гроши из карманов бедняков. Одним из таких был управляющий герцогскими имениями и лесами Иост Эндерлин, сын сапожника с низовья Рейна. Он должен был бы знать народные нужды, должен был принимать их близко к сердцу, так как в детстве часто видел слезы матери, когда у нее не хватало хлеба накормить голодных ребят. Но старая истина такова: выскочки, вроде рыжего Иоста, благодаря случаю поднявшись на некоторую высоту, тотчас же забывают свое прошлое и не могут себе представить, что есть люди, не имеющие возможности лакомиться ежедневно дичью, рыбой и дорогим рейнвейном. Эти выскочки обыкновенно превращаются в самых беспощадных сборщиков податей, зная, что только этим способом они могут удержаться на своих местах. Лучшим примером являлся рыжий Иост. С тех пор как он сделался управляющим герцогских имений и лесов, бесконечно больше слез стало проливаться в герцогстве Нассауском и много погибло людей, которые могли бы благополучно продолжать свое существование.