Николай Коротеев - Искатель. 1963. Выпуск №5

— Самолеты! — крикнул Педро, вскочив. Но его не слышали, на него не обратили внимание.

Педро затряс за плечо Хезуса Педрогесо.

— Самолеты!

Тот, наконец, обернулся и тоже крикнул:

— Самолеты!

Зрители не понимали, что произошло и кто посмел оторвать их от корриды, вступившей в самую интересную фазу. Несколько мгновений они удивленно озирались, потом бросились под танки.

Рев моторов нарастал неотвратимо.

Посредине арены стоял Висенте и перед ним бык. Педро и Хезус еще оставались на танке, когда самолеты на бреющем пронеслись над ними. Педро увидел, как фонтанчики земли брызнули недалеко, от круга, зацокало жестко по броне, снова запрыгали фонтанчики, теперь уже в центре круга. Полоса их двигалась прямо к быку, пробегавшему как раз под мулетой, пересекла его и торреро.

И сразу отодвинулся, почти оборвался рев моторов: самолеты опять были вдалеке, они разворачивались, чтобы вернуться.

Педро схватил брошенный кем-то из пехотинцев ручной пулемет. Он вскинул его на крыло танка для упора. Увидев самолет, взял упреждение на два корпуса и нажал спусковой крючок.

Рядом с ним бил по самолету из винтовки Антонио. И еще кто-то стрелял.

И когда самолет пронесся над ними, стали видны первые космы черного дыма, вырвавшиеся из мотора.

Два других истребителя успели отвернуть, ушли в разные стороны.

Подбитый самолет, надсадно воя, пролетел метров триста, врезался в землю. Удар был глухой.

Пехотинцы и танкисты бросились к Педро, обнимали, хлопали по плечам и спине.

— Не я сбил самолет, — повторял Педро.

— А кто? — спросил Хезус.

— Не знаю.

— Значит, ты.

— Совсем не значит. Стреляли все…

Перебивая смех, негромко от одного к другому перебросилось:

— Висенте убит…

Толпа около Педро распалась. В кругу, огороженном танками, он увидел тушу быка, придавившую Висенте, лужу крови и солнечный блик на ней. Потом разглядел на красной косынке, плотно облегавшей голову торреро, темное пятно у виска.

— Господи… — послышался детский голос.

И только тогда у гусеницы танка Педрогесо все увидели двух мальчишек лет по восьми, коротко стриженных. Один был в обтрепанных брюках, другой — в коротких штанишках. Темные глаза ребят казались огромными на худых лицах. Тот, который был в коротких штанах, крестился.

— Откуда вы? — спросил их Хезус.

Они ответили, что из деревни, пришли вместе с Висенте, хотели посмотреть корриду.

— Ваше счастье, ребята, что все обошлось. Вам нельзя сюда, — сказал Педро.

— Будто не видели, гады, что мы не воюем! — сквозь зубы проговорил Хезус.

— Наоборот. Видели… Мы предоставили им удобный случай.

Педро подошел к ребятам. Мальчики выжидательно смотрели на него снизу вверх.

— Русо? — спросил тот, что был в брюках.

— Русо.

— Мы видели, как вы сбили самолет.

— Его сбил не я.

Мальчишка потупил взгляд, словно хотел сказать, что знает, почему русский отказывается от заслуженной славы.

— Русо, разрешите нам посмотреть танк внутри?

Педро взял мальчика под мышки и, подняв, поставил на броню, а потом помог второму. Ребята степенно, словно они каждый день осматривали такие машины, спустились в люк.

Познакомились в танке. Того, который в брюках, звали Пепе, а второго, молчаливого, — Мигель.

Пепе быстро освоился и спрашивал, спрашивал обо всем… А Мигель только слушал. Потом неожиданно попросил:

— Подарите нам что-нибудь.

Педро растерянно огляделся. У него ничего не было. На стреляные гильзы ребята не смотрели, у них этого добра было достаточно. Наконец он вспомнил, что в кармане у него есть две пуговицы от советской военной формы, пуговицы со звездочками. Он достал их.

Ребята, очень довольные, без конца рассматривали и сравнивали обе пуговицы, хотя те были совсем одинаковые.

В танк спустился Антонио, сказал, что бойцы решили похоронить Висенте с большими почестями на сельском кладбище и сейчас все пойдут в деревню.

Мальчишки похвастались подарками. — Только вы никому не говорите, кто вам их подарил, — предупредил Антонио.

Потом Педро и Антонио стояли на броне у башни, смотрели ребятам вслед.

Солнце висело низко над далекими горами, похожими отсюда на гряду облаков, и слепило глаза. Комиссар из-под ладони вгляделся во что-то на дороге вдали, тронул Педро за плечо.

— Вон автобусы на дороге, видишь? Наши соседи слева. Развлекаться уехали. Воскресенье завтра!..

Их соседями слева был батальон анархистов, тот самый, что, прикрывая фланг, удерживал деревню.

Приложив руку к глазам, Педро тоже посмотрел на желтую среди зелени полей дорогу и сквозь золотистую дымку, пронизанную низким солнцем, увидел: шесть автобусов, отчаянно пыля, двигались в сторону Тардьенте.

— Весело, — сказал он по-русски.

— Что? — переспросил Антонио.

— Очень грустно, — сказал по-испански Педро.

Антонио спрыгнул наземь.

Заработал мотор одного танка, потом другого: водители разбирали «трибуны», отводя машины под прикрытие оливковой рощи.

«Ночью надо сменить позицию, — про себя решил Педро. — А то с утра их тяжелые орудия, не глядя ни на какие там воскресенья, раздолбают нас в пух и прах».

Вскоре моторы стихли. Тогда стал слышен звон колокола деревенской церкви. Он был приглушен, но чист и печален своей монотонной размеренностью.

В детстве Педро куда чаще слышал перезвон корабельных склянок, но странно — сейчас медлительные звуки колокола напомнили ему именно детство. И так живо, остро напомнили, что почти осязаемый встал перед ним белый город над глубокими бухтами, домики на Корабельной стороне, темное, четкое на закатном свете полукружие Константиновского равелина, а за ним — море, теплые краски его, а еще дальше дымка, смазывающая эти краски…

Влажный легкий ветер с моря крепко пах водорослями и был свеж удивительно.

Город в эти часы отдыхал от зноя.

Петро сам удивился, как отчетливо это воспоминание, и пожалел — в который раз, — что отца своего так хорошо не помнит. Лишь иногда смутно виделось: кто-то огромный, с лихо закрученными усами входит во двор домика, и движения его — медлительные и точные движения старого водолаза — придают ему еще большую громоздкость.

И еще Петро помнил, как однажды вечером, уложив на земляном полу хаты четырнадцать сыновей, отец ласково глядел на них.

А вернее всего, не помнил он этого, просто представлял себе не раз по рассказам матери, уже после того, как пришло известие о гибели матроса с «Трех святителей». Этот матрос, его отец, после того как опустил на дно Новороссийской бухты свой корабль, сложил голову при героическом переходе железного потока. И Петро не знал, как он погиб. То ли сразила отца казацкая пуля, то ли он был порубан шашками или, привыкший к морю, задохся от безводья в пыли степей.