Александр Мартынов - В заповедной глуши

Наверное, были какие-то слова, чтобы разбудить всё вокруг, услышать живые голоса и самому ответить понятным им языком… Вот только Валька не знал этих слов. И не мог переступить тоненькую грань, за которой твоим другом и помощником становится весь мир. Поэтому Валька только улыбнулся беспомощно и, встав в рост, неспешно пошёл к ручью. Присел у воды и зачерпнул ладонью прозрачный холод. Капли падали с пальцев медленно, как жидкая ртуть, наполняясь в своём коротком полёте светом — и разбиваясь о поверхность воды, становясь её частью снова. Может быть, подумал Валька, это и есть наша жизнь: сорваться, сверкнуть и стать снова частью чего-то огромного — до нового рождения? Тогда это не страшно. Разве страшно капле возвращаться в воду?

Но разве у капель есть родители? Разве каплям может быть тяжело? Или кому-то люди столь же безразличны, как Вальке — катящиеся с его ладони капли? Валька снова зачерпнул воду и пролил её — теперь уже струйкой. Неожиданно далеко разнёсся холодный серебристый плеск.

А Большая Медведица светила всё-таки ярко, несмотря на лунное сияние.

— Cerch i Mbelain [40] Большая Медведица. (синдар.) , — сами собой вспомнились слова, и Валька усмехнулся, водя рукой над водой. Странно. Ведь учил год назад эльфийские слова и почти верил, что написанное Профессором [41] Фамильярно-уважительное прозвище Дж. Р.Р.Толкиена, распространённое среди поклонников его творчества. Дж. Р.Р. в самом деле был профессором Оксфорда. — правда… хотя — кто знает? Как там ещё?.. — Сelebren gilgalad [42] Серебристый свет звёзд (синдар.) … — снова вслух добавил Валька. Интересно, правда ли, что Леший был одним из первых толкинистов в России? Нет, тогда в СССР…

Если бы был СССР — как бы жил Валька? Наверное, не было бы у него такой своей комнаты, как там, в Воронеже… Но зато не было бы у Витьки той жизни, которой он жил с девяти лет.

Может быть, с этого и начинается подлое предательство? Пусть всё идёт прахом, лишь бы у менябыла моя роскошная комната (дом, дача, машина, загранпаспорт — нужное подчеркнуть или вставить). И далеко не каждый сможет отказаться… Или можно было как-то сделать, чтобы всёбыло у всех? Как в книжке «Туманность Андромеды» старинного писателя Ефремова [43] ЕФРЕМОВ Иван Антонович (1907-72), русский писатель, палеонтолог. Научно-фантастические, приключенческие, социально-философские романы: «Туманность Андромеды» (1957), «Лезвие бритвы» (1963), «Час быка» (1968-69) и другие. В «Туманности Андромеды» показал величественный мир будущего победившего коммунизма, но в «Часе Быка» предупреждал людей о трагической опасности засилья мещанства, косности, жестокости — фактически предугадав, к сожалению, линию развития земной цивилизации в конце ХХ-начале ХIХ века. … Грустная книжка, потому что в мир, описанный там, хотелось. И было понимание, что такого мира — не будет.

вспомнил Валька строки из старинной английской поэмы «Havamal».

Кому нужны эти поэмы, этот эльфийский язык, эти книги, вся прошлая жизнь Вальки, если на улицах убивают детей? И зря отец не поделился с сыном своими тайнами. Наверное, думал, что Валька всё ещё маленький и не поймёт… Поделилась жизнь, которая отобрала отца и маму. Щедро поделилась…

Валька плеснул себе в лицо водой. Пробормотал:

— Rhach… [44] Проклятье… (синдар.) — и добавил по-французски: — Terrible… [45] Ужасно… (фр.)

И выматерился по-русски. Но, сделав это, почти услышал голос де ла Роша: «Оружие воина — тяжёлые удары, а не грязные слова.»

Стало стыдно.

— Ты чего не спишь?

Валька обернулся. Витька стоял возле шалаша и зевал.

— Да так, — Валька встал. — Может, давай сейчас прямо и пойдём, раз ты проснулся? Или ты опять залечь собираешься?

— Пошли, — пожал плечами Витька. — Только я умоюсь, и пожуём чего-нибудь.

— Все волки в лесу передохли, раз ты умываться решил, — заметил Валька. Витька фыркнул, сел у воды, начал плескаться. — Вить… — Валька нерешительно помолчал. Витька поднял на него глаза, сдул с губ воду. — Вить, я хочу домой.

Витька встал. Посмотрел в воду. И вдруг сказал:

— Валь… я вот что хочу спросить. Если бы ты мог сейчас вернуться. И чтобы всё было как раньше. Ну — ты бы жил, всё такое прочее… Как раньше, в общем. Ты бы вернулся?

Валька с ужасом посмотрел на друга — словно тот в самом деле предлагал такой выбор и мог выполнить решение Вальки. Витька молчал.

Отец и мама. И привычная жизнь. А Михал Святославич, дороги, дождь, тяжёлый груз проблем, сам Витька — где-то на другом полюсе. Как будто глядишь из окна на грибок в песочнице, на ребят под ним — и знаешь, что эта жизнь тебя никогда не коснётся…

— Зачем ты спросил? — с отчаяньем прошептал Валька. — Ну зачем?! А если бы тебе предложили маму и отца вернуть — ты бы…

Витька прыгнул на Вальку.

Тело среагировало само. Валька уклонился, швырнул Витьку через бедро — точнее, просто помог перелететь через него. Но тот упал на руки, мягко перекатился и быстрым круговым движением своих ног подсёк ноги Вальки. Падая, Валька подскочил, как на пружинах — с плеч. Витька ударил навстречу кулаком — Валька пропустил кулак над плечом, скрутился в поясе, садясь — и локтем достал Витьку в солнечное. Не в полную силу, дозированно — но этого хватило, чтобы, задохнувшись, тот сел на траву, и Валька опустился рядом.

— Давай… так… — одышливо предложил он. — Не спрашивать… про это. Это… палаческий выбор. Даже в мыслях. Всё есть… как есть. Повторяй… за… мной: всё есть… как есть.

— Всё есть… как есть, — повторил Витька, морщась. — Прости меня… всё есть… как есть. Я не хотел.

— Всё есть, как есть, — Валька обнял Витьку за плечи и тряхнул. — Всё есть — как есть… Ты всё-таки дерёшься лучше меня.

Валька засмеялся…

…Седой от росы луг светился, как будто залитый жидким металлом. Во всю мощь сияла луна.

Мокрые по пояс, двое мальчишек шли по еле заметной тропинке.

С опушки леса, которую они покинули, смотрел им вслед большой волк.

…Кончался август…

Витька и Валька спали на сеновале недалеко от полевого стана № 4. Внизу, у пола, буйствовали мыши, но мальчишки обращали на это внимания не больше, чем на собственное дыхание.

Валька, как всегда, проснулся первым. Потянулся, раскинув руки в стороны и вызвав справа бормотание: «Ммммщаккдмммидинннххх…» И съехал с сена на тёплый дощатый пол.

Снаружи был солнечное, но прохладное утро — мотались в низинках клочья тумана, всходило алое солнце. Где-то вдалеке урчали двигатели, и репродуктор горланил сябровскую «У крыници». Подпевая: «А у крыници льётся то ли смех — а то ли из ведра — да через верх!..», Валька выбрался наружу, к колодцу, из закрытого крышкой сруба которого струйкой сбегала из врезанной трубы в канаву вода.