Том Шервуд - Люди Солнца

– Грузи! – приказал, не скрывая азарта, Луис.

И началось! Строго по одному мастера подходили к Колетте и брали по одному бочонку с сардиной. Одновременно, вернувшись к шатрам, вскидывали руки и ставили бочонок на помост.

В полной тишине (несмотря на неописуемое количество зевак) помосты заполнялись бочонками, и вот уже бочонки начали ставить друг на дружку во второй ряд. Канаты, натянутые, как струны, блестели от выступившей смолы.

– Ахх! – единым стоном отозвалась толпа, когда один из канатов лопнул.

Брызнули в стороны незадачливые мастера. Раскатились пузатенькие бочонки.

– Лонстонский цех снят с торговли! – перекрикивая гул, сообщил Луис.

Это был позор. Канат лопнул, когда ещё не принял установленного количества груза!

Толпа хохотала: владелец Лонстонского канатного цеха крепко съездил мастеру в рыло.

Но пять остальных канатов держались, и вот Луис возгласил:

– Последний бочонок!

Все канаты приняли одинаковый груз, и распорядитель снова пошёл по шатрам, измеряя, на сколько вытянулся канат. Потом, в порядке возрастания крепости, стал делать отмашку – сначала самому вытянувшемуся канату («Коноплю плохо сушили!» – шепнул мне мой мастер), потом менее вытянувшемуся и… «Шервудскому» канату он махнул в последнюю очередь. Покрасневший от удовольствия мастер снова повернулся ко мне и вполголоса сообщил:

– Мы старались!

– Менее всех дал послабление канат цеха Тома Шервуда! – с явным удовольствием огласил Луис очевидный всем результат.

– Да у нас разница – в дюйм! – крикнул соседствующий с нашим шатром мастер.

Его было можно понять. Владельцы кораблей и интенданты купят сначала все канаты у победителя, а потом уже – у остальных, по остатку. А победитель-то – новичок! Цех, которого никто всерьёз и не воспринимал!

– Да и у нас разница небольшая! – добавил мастер, получивший отмашку перед нами.

– Бэнсон, – быстро сказал я. – Тащи ещё пару бочонков.

Понимающе улыбнувшись, Бэнсон кивнул и, прошагав к Колетте, взял у неё два бочонка и водрузил на наш помост.

– Мы даже такого веса не боимся! – заявил он двум соперникам.

Толпа ответила гулом и свистом. Тогда мастера двух цехов также принесли и поставили на свои помосты по два бочонка. Один из канатов щёлкнул и стал отчётливо вращать свой помост.

– У-у-у-у!! – взревела толпа.

Тогда Бэнсон прошагал и добавил на помост ещё один бочонок. И соперник добавил один, и его канат, как и наш, под налетающим ветром гудел, но держался. И здесь ударил грохот: канат, вращающий помост, даже не получив новой нагрузки, лопнул.

– Но меру-то мы прошли! – обиженно вскричал его мастер.

А Бэнсон, всё более заводя толпу, притащил ещё бочонок! И соперник добавил тоже один, а потом прибавили по одному и ещё! Канаты стали гудеть отчётливей, звонче. Шагнул вперёд распорядитель и, вытянув руку, направил внимание всех на очевидное: канат «Шервуда» вытянулся явно меньше.

И тут лопнул соседский канат! Под крики и грохот раскатившихся бочонков я быстро подбежал к Бэнсону и прошептал ему на ухо.

– Но Томас! – ответил он. – А если и наш лопнет?

– Бэн, мы и так в выигрыше. А если не лопнет?! Ты представляешь, о чём сегодня будут говорить в Бристоле на кухнях?!

И Бэнсон, сделав строгое лицо, шагнул к горке бочонков и схватил… Да, именно, внезапно и крепко схватил задохнувшуюся от неожиданности Колетту. И уже потом, когда Бэнсон, вскинув могучие руки, посадил её на наши бочонки, она начала визжать, пронзительно-громко. Выла, и визжала, и хохотала толпа, а канат, чуть начав вращаться, дер-жал-ся!! Текли секунда за секундой. Встали при виде небывалого зрелища с кресел купцы и кораблевладельцы, визжала сидящая высоко на бочонках толстая чернокожая торговка, и орала, изнемогая, толпа, а канат держался.

И вот Бэнсон, протянув руки, снял Колетту с помоста и, поставив на камни пристани, стал аплодировать. И немедленно зааплодировала толпа, и Колетта, бывшая рабыня, удачливая торговка, хохотушка, всеобщая любимица, оборвала визг и тоже стала заливисто хохотать.

– По две гинеи всем!! – яростно вытаращив глаза, повернулся я к своим мастерам. – Сверх жалованья! По две гинеи!

– Мистер Шервуд! – подошёл ко мне распорядитель. – Вас просят…

Бочонки снимали с помоста, а мои воодушевлённые мастера тащили новый канат, собираясь продемонстрировать всем, что и остальные ими сплетены и от души, и на совесть!

Я подошёл к креслам, поклонился всем. Луис сделал почтительно-приглашающий жест, и я шагнул на помост. Толпа затихла.

– Мистер Шервуд! – громко проговорил Луис. – Поскольку ваш цех до сегодняшнего дня был никому не известен – сообщите нам, как вы намерены маркировать ваши канаты, которые, убеждён, отныне будут покупаться ещё не сплетёнными!

– Джентльмены! – так же громко сказал я и сидящим на помосте, и замеревшей толпе. – Как многие знают, я пригласил в «Шервуд» повара французского короля. Так что теперь немного знаю французский. И сейчас кое-что открою и вам! – И в наступившей тишине закончил: – Нет более удачной маркировки для канатов, чем слово «косичка»! А знаете, как произносится на французском косичка? Не знаете? Слушайте и запомните навсегда: Ко-лет-та!!

И вот тут снова обрушился взрыв крика и свиста. А я повернулся к Луису и, пересиливая шум, добавил:

– А на маркировочном ярлычке будет изображена сидящая на бочонке толстая негритянка.

– Это изумительно, Томас! Это впечатается в любую память!

Воодушевлённые, принимая со всех сторон поздравления, мы шли к таверне.

И вдруг Бэнсон остановился. Я проследил за его взглядом и прочитал висящую на одной из лавчонок табличку:

«Башмачник Йорге».

Мы вошли внутрь. Старый-престарый, совершенно седой мастер натирал смолой нитки.

– Доброго здоровья! – сказал ему Бэнсон.

– Доброго здоровья и вам.

– Скажите, вы – англичанин?

– И да и нет.

– Но у вас… дети – мальчик и девочка.

– Так. Мальчик – главный картограф в Лондоне, имеет уже своих внуков. Девочка замужем за плимутским купцом, очень добрым человеком, и у неё тоже внуки. А для чего вы интересуетесь?

И Бэнсон, наклонившись, негромко сказал:

– Я друг аббата Солейля.

И старик, изменившись в лице, на дрожащих ногах стал вставать, уронив недосмолённые нитки.

– Он жив ли?!

– О да. Он скоро будет в Бристоле, и я с радостью, с радостью приведу его к вам!

– А скажите, – спросил я башмачника, – каковы вообще ваши обстоятельства жизни?

– Как у всех стариков, – кивнул он мне. – Жена давно умерла. Ни к сыну, ни к дочери я не поехал – мне нравится Бристоль и нравится мой обувной ящик.

– Заказчиков много?

– Мало. Но я в них не нуждаюсь. Дети мне присылают столько, что я большую часть откладываю для внуков.