Том Шервуд - Люди Солнца

– А скажите, мастер… Не возьмётесь ли вы за необычный заказ?

– Какой именно?

– Смастерить бальные туфли для четырёх десятков детей. И по возможности скоро.

– Действительно, заказ необычный.

– Мы возьмём вас жить в форт «Шервуд», это недалеко отсюда. У нас все любят друг друга, у нас всегда весело, и именно у нас остановится тот, кого вы знали под именем аббат Солейль.

– Аббат будет у вас?

– Непременно. И он очень обрадуется, когда увидит, что вы до сих пор верны своему ремеслу.

– Мне нужно уговорить себя, – сказал мастер. – Не могли бы вы зайти через час?

– Зайдём обязательно. Не прощаюсь.

Мы вышли из лавки.

– Зачем бальные туфли? – спросил меня Бэнсон.

– Ксанфия уже умеет ходить. И мы все хотим, чтобы она не просто объявила друзьям о своей новой ножке, но протанцевала на ней, для общего воодушевления и восторга. А сделать это лучше на детском балу. Гювайзен Штокс прекрасный учитель танцев!

Разумеется, Бэнсон остался с Томиком и Алис. И я один зашёл к Йорге и перевёз его в «Шервуд». Мы выделили старику прекрасную комнату, с большим окном. А башмачную мастерскую он устроил в мастерской Брюса, в которой теперь непрерывно толпились дети «Шервуда», примеряя заготовки туфель и обсуждая предстоящий бал.

Штокс действительно умел увлечь. Он с такой грацией вёл в ученических танцах Кристину Киллингворт, что Милиния, обучившаяся уже игре на клавесине «Орландо», иногда забывала играть, зачарованно наблюдая за ними, и пара кружилась только в сопровождении скрипки.

Резко и решительно поменялось отношение необъявленного превосходства мальчишек перед девочками. Девочек было мало, а танцевать в паре хотелось всем. (К слову – мальчишек у нас ещё прибавилось: четверо «портовых» пришли в «Шервуд» и остались у нас жить.) И маленькие принцы, даже те, кто прошёл лабиринт, терпеливо сидели на скамьях и ждали, когда освободятся маленькие принцессы Грэта, Бигюль или Файна. Настоящий взрыв воодушевления происходил, когда от кухонных дел освобождалась Омелия: она танцевала лучше всех.

Немного забегая вперёд, сообщу, что разница в количестве мальчиков и девочек вскоре изменится совершенно.

Всё, всё было прекрасно в нашем большом доме. Кроме одной маленькой неприятности.

Неожиданно заявился в «Шервуд» англиканский священник. И с порога мне объявил, что он прибыл для освящения замковой церкви.

Я спросил:

– А откуда вы знаете, что я хочу её освятить?

– Служителям Господа открыто многое, – уклончиво ответил он.

– И нам, грешным, иногда открыто не меньше, – уверил его я и послал за Носатым.

– Значит, ты пригласил этого уважаемого священника, – с порога спросил я его, – для освящения нашей церкви?

– Пригласил, – сразу сознался Носатый.

– Проходи, Иннокентий. Садись. Дай мне выяснить один присутствующий в нашей встрече странный аспект.

Носатый сел, и также, по моему вежливому жесту, сел англиканец. Омелия тотчас накрыла перед нами три прибора.

– Доброго аппетита, – кивнул я священнику.

Он нехотя взялся за вилку и нож, но через мгновение, попробовав блюдо, действительно явил добрый аппетит.

– А скажите, – спросил я его. – Иннокентий сообщил вам, что я уже пригласил священника для этого в высшей степени для меня важного действа?

– Сообщил, – ответил мне англиканец. – Но он сообщил также, что ваш священник – иноземец, не по канону читающий молитвенные тексты.

– Хорошо, – произнёс я, глядя пристально прямо в глаза. – Позвольте мне, грубому мирянину, эту мысль упростить: вы хотите сказать, что вы – священник более лучший, нежели он. Ответьте одним словом – «да» или «нет».

Англиканец оторвался от трапезы, посмотрел на меня и решительно произнёс: – Да.

– Отменно. Позвольте полюбопытствовать ещё вот о чём. Как вы собираетесь освящать мою церковь?

– Совершая созданный для этого англиканский обряд.

– Ещё раз прошу разрешения упростить. То есть – совершая только обряд освящения?

– Да.

– А вот приглашённый мною Иван перед освящением церкви поехал в Лондон. Не предполагаете ли, для чего?

– Просить благословления бишопа?

– О нет. Он не станет просить благословения бишопа, поскольку просил это благословенье у Бога. Он поехал в архив бишопа. Чтобы найти имя того епископа, который освящал эту церковь впервые, по завершении возведения замка. Чтобы при совершаемом обряде того давно умершего епископа поблагодарить. Почему вы не возымели мысль сделать то же? Отвечайте.

– Да что отвечать… Нашему обряду это не нужно.

– Может быть. Вашему обряду это не нужно. Но нужно ли это Богу? Ответьте, очень прошу, опять одним словом: «да» или «нет».

Англиканец покраснел, сделал паузу. Но твёрдо выговорил:

– Да.

– Прекрасно! Но тогда кто же лучший священник?

Я ел, смакуя. Не торопясь запивал водою с лимоном. Носатый и англиканец молчали.

– Исчез аппетит, я понимаю. – Я отложил вилку. – Но, поскольку, вижу, вам не до трапезы, отложу свою и я, и спрошу вас ещё. Если позволите.

Англиканец кивнул.

– Вы едите мясо?

– Какое мясо? – растерянно спросил он.

– Разное. Курочку, барашка. Разумеется, не в постные дни.

– Не в постные… Да. Ем.

– А вот Иван не ест. Совершенно! Потому что в Библии написано «не убий». А, согласитесь, чтобы скушать барашка – его сначала нужно убить.

– Но позвольте… Ведь все едят!

– О, если ставить в пример «всех»!! Все на войне, к слову, бьют, режут и грабят.

– Сейчас не война…

– Именно! Не война! Но свинок, коровок и курочек для вас убивают. Лучший священник.

Я снова взялся за вилку и добавил:

– А вот в нашем замке уже полгода никто этим не занимается. И полгода уже никто не ест мяса! Так явил нам Бог, через одну хрупкую девочку. Маленькую, но с большим сердцем.

– По-ослушайте, мистер Том, – выпучил глаза Носатый. – Как же вы пред священником говорите неправду? Мы едим мясо, и каждый день. Перед детьми только притворяемся. Для того вы и наняли повара французского короля!

– Это мистификация, Иннокентий. Поль-Луи ничего не понимает в приготовлении пищи. Он только читает вслух свои французские сказки. Мы с Эвелин сделали это, чтобы никто не спрашивал – куда подевались со стола окорока и колбасы.

– Но позвольте, – англиканец от возмущения даже выпрямился. – Если человека лишить мясной пищи – он повредится в здоровье! Так мучают узников в тюрьмах! Так наказывают за преступленья!

Я с деланным согласием покивал и спросил:

– Ты как себя чувствуешь, Иннокентий?

– В каком смысле?

– В смысле здоровья. Присутствия сил.

– Вполне хорошо.

– Так вот. За последние полгода ты не съел ни крошечки мяса. Как и любой, кто разделял вместе с нами кухню «Шервуда».