Том Шервуд - Люди Солнца

Дробно топая, спустился сверху Тай.

– Нет ловушек, – сказал он негромко. И добавил: – Светло, красиво.

Тогда я передал ему свечу, кивнул в сторону ледника и, пригласив жестом дам, пошёл вверх. Да, на втором этаже действительно было светло: слева, на сколько хватало взгляда, ровной строчкой светились вырезанные в западной стене узкие стрельницы. Я выглянул в ближнюю и увидел верхнюю кромку замковой стены, по которой шёл ночью на нежданную встречу с Таем-Тенью. Справа от меня тянулся длинный простенок, в котором виднелись дверные проёмы – не совпадающие с проёмами стрельниц. Это верно: стрела или камень, влетев в бойницу, не должны попасть в комнату!

И вот я осмотрел пару комнат. Добротная солдатская мебель. Столы, шкафы, кровати – незатейливые, тяжёлые, из долговечного английского дуба. Окна, глядящие во двор, на «главную площадь» замка. И в противоположной стене – тоже двери, ведущие на открытую, выложенную вдоль стены каменную лестницу. Слева и справа, двумя крыльями, лестница эта сбегала на мощёный тёсаной брусчаткой плац «главной площади». Кроме всего здесь стояли небольшие железные печи, набранные из хорошо прокованных листов.

Поднялись дамы и девочки и, оживлённо переговариваясь, стали осторожно (они скрипели) открывать тяжёлые двери и осматривать солдатские комнаты. А я вернулся к началу коридора и по всё той же круглой лестнице поднялся на третий этаж.

Да, и здесь, слева, были бойницы, но в гораздо меньшем количестве. И комнаты здесь были другие! С такими же, как спрятанная под кирпичной кладкой, резными дверями из красного дерева, обставленные изумительной, лакированной, дорогой мебелью. Нет, неспроста был замурован вход в этот огромный барбакан! [4] Барбакан — вспомогательное оборонительное сооружение. . И это были не комнаты даже, а полноценные апартаменты. Сразу за дверью – гостиная с камином, с огромным окном, выходившим во внутренний двор (кстати сказать, на юго-восток). Из гостиной вправо – арка и дверь в столовую и кухню с плитой. Даже дрова лежат в дровнике! Там – ещё два окна на юго-восток. Из гостиной влево – арка и дверь в двойную комнату: слева – ванная с туалетом (лавки, керамический пол, огромный медный котёл для воды), справа – гардеробная, и довольно большая, и снова окно на юго-восток. Двумя руками дотянувшись и одновременно толкнув, чтобы захлопнуть, двери гардеробной и ванной, я прошёл дальше – и замер. Кабинет! Письменный стол, шкафы с книгами и окно на юго-восток. И дальше, пройдя сквозь кабинет, я увидел спальню. Она была полностью обставлена разнообразнейшей мебелью, даже перевёрнутые вверх ступнями деревянные ноги для сушки чулок стояли перед кирпичным камином. Два окна спальни выходили на юго-восток (я для того с подробностью упоминаю окна, чтобы хоть как-нибудь передать слоистое море солнечного света, неподвижные волны которого заполнили эти огромные жилые пространства).

Вернувшись к резной двери, я обнаружил в замочной скважине старинный тяжёлый ключ. Проверил замок. Легко работает, хорошо смазан. И тут из круглого барабана лестницы вышла Эвелин.

– Иди скорее! – взволнованно прошептал я ей.

И, взяв за руку, повёл показывать лаковый узорный паркет, портьеры из крашеной шерсти, шёлковые занавеси, большую, квадратной формы кровать с алым атласным пологом, дамский столик с зеркалом, пустой, громадный, пахнущий воском шкаф для белья, ковры на стенах, ковры на полу, бюро с бумагой, перьями и склянкой давно засохших чернил, притаившиеся в углах диванчики и оттоманки, торжественный, хотя и не очень большой, стол в гостиной, восемь стульев, задвинутых сиденьями под него, узкую печь, облицованную изразцами, в спальне, а также дверцу из кабинета, ведущую на открытую лестницу вдоль внутренней стены, глядящей во двор.

Взявшись за руки, взволнованно дыша, мы вышли в коридор и осмотрели ещё один такой апартамент, а потом и ещё. Все три были полностью меблированы, и, судя по узости круглой лестницы, мебель изготавливалась и собиралась прямо здесь. Оттого, очевидно, её не забрал последний владелец!

Дальше коридор протекал сквозь высокую арку – и, войдя в эту арку, мы увидели пустой оружейный цейхгауз. Это был верхний этаж восьмиугольной северной башни. В диаметре шагов двадцать пять – тридцать, без потолка, с кровлей шатром, с невероятно мощными балками по кругу кровли, с восемью окнами. На полу здесь был не паркет, а длинный, гладко строганый брус. У стен кое-где стояли планширы с ржавыми копьями и протазанами. Была ещё прилепленная к стене кирпичная коробка, шага три на четыре, очевидно – крюйт-камера, в которой валялся расколотый приклад аркебузы.

– Танцева…

– Танцевальный зал! – одновременно произнесли мы и, взглянув друг другу в глаза, рассмеялись.

О, мы ещё не знали тогда, насколько нужной и важной окажется в скором времени эта лёгкая мысль.

И вот мы вернулись в ближайший к восьмиугольнику апартамент. В спальне здесь было меньше, в сравнении с первым, роскошных тканей. Бегло отметив это, мы вернулись в кабинет. И кабинет был не столь обильно наполнен, как ближний к лестнице. Книг, например, здесь не было вообще. Пустые полки за стеклянными дверцами, и – тук!! – дёрнулся предчувствием азартной охоты удар моего сердца. Любезный читатель! Окинь кабинет как бы моим взором! Дверцы всех остеклённых шкафов были полуоткрыты. А вот два высоких, от пола до потолка, узких шкафа, на двух боках от окна, стояли закрытыми наглухо, как шинель у чиновника в лютую стужу. Дверцы их, набранные из пластин красного дерева, были плотно вдавлены в свои гнёзда.

Тук!!

Массивные накладки из воронёного железа чернели узкими замочными скважинами.

Тук!! Тук!!

Пятнышки закаменевшей пыли предательски указывали, где в спешке было пролито масло, когда торопливо, обильно смазывались замки.

– История повторяется, – сказал я с тем хищным азартом, который хорошо знаком всем кладоискателям.

– Что, милый? – не понимая, но ответно улыбаясь моей улыбке, спросила Эвелин.

– Помнишь наш лагерь на острове Корвин? – сделав голос таинственным, спросил я её.

– Да, милый. Хорошо помню.

– Когда я уплыл после ссоры со Стивом на «Дукат», я вот так же стоял в каюте перед запертым капитанским столом. А потом вдруг просто подошёл к платяному шкафу, заглянул в него и из кармана висевшего там камзола вынул связку ключей. И отпер стол, и нашёл еду и оружие.

Не сговариваясь, мы одновременно медленно перевели взгляды на стоящий в углу чёрный, глухой, с массивной и затейливой инкрустацией платяной шкаф. С осторожной грацией лани, предавшейся неодолимому любопытству, Эвелин подошла к шкафу, взялась за длинную, почти на треть створки вертикальную ручку и, потянув, медленно отвела створку к стене. Тихим шёпотом поприветствовали её хорошо смазанные петли. Она взглянула в шкаф, потом перевела взгляд на меня. Большие бархатные глаза её широко раскрылись. Полуоткрытые губы в один миг обметало жаром. На скулы выпрыгнул и засветился румянец. Подняв руку, она сняла с траверсы и, держа за крючок планки, вытянула на свет плечики с висящим на них камзолом. Добротный, из отличного сукна, парадный когда-то камзол имел, опять же когда-то, золотые или серебряные пуговицы, которые в данный момент были срезаны. Словно пеньки на обновлённой садовой аллее, ровной строчкой топорщились короткие пучки ниток. Я подошёл и, глядя в любимые бархатные глаза-звёзды, так же полуоткрыв губы, запустил обе руки в плотные суконные щели карманов. И увидел, как жена моя, милая, близкая, отражая, как зеркало, моё лицо, плотно сжимает губы, с невыразимым волнением сдвигает домиком бровки…