Том Шервуд - Люди Солнца

– Ледник глубоко. Иду показывать, мастер.

За крепкой дверью, ведущей в ледник, на ступеньке стоял зажжённый фонарь. Предусмотрительный японец поднял его и неторопливо, учитывая наши тяжёлые шаги, потопал вниз.

Спустившись под землю ярдов на восемь, мы встретили вторую дверь, собранную на деревянных шипах, без железной оковки. Разумные мастера делали здесь ледник: сырость, неизбежная при медленном таянии льда, давно бы съела всякую ковку. Тай отворил дверь, и мы втащили корзину в небольшое помещение с низким потолком. Слева и справа были широкие полки, скорее похожие на столы. На одной из них стоял второй зажжённый фонарь, и мы поместили тяжело ухнувшую корзину на противоположный настил. И Тай отворил ещё одну дверь, за которой открылся неимоверных размеров деревянный сундук. Он был на три четверти заполнен сплавившимся в один огромный блок льдом. Тай достал откуда-то деревянные ковш и ведро и молча показал Луису, что нужно сделать. Сбоку от сундука виднелся небольшой каменный бассейн, куда медленно, год за годом, скатывалась обтаявшая на ледяном блоке вода.

Луис склонился и проворно начерпал полное ведро, и я, второй рукой прихватив фонарь, понёс его наверх.

Вернувшись, я увидел, что все окорока и куски копчёной свинины разложены на гладко строганной буковой доске вдоль одного бока ледового сундука, а сырое мясо и птица так же на доске выложены вдоль второго. Набрав ещё ведро талой воды, мы поднялись в каминный зал.

– Случится мороз, – сказал мне деловитый японец, – нужно выставлять на ночь на улицу в вёдрах понемногу воды. Как только замёрзнет – нести в ледник. Лёд давно не добавляли.

(Хорошо. Дождёмся мороза.)

Я окинул взглядом каминный зал. Пустой, гулкий. Далеко в углу шевелится и потрескивает огонь в огромном камине. Рядом с нами уткнули друг в дружку бока разноцветные ширмы – временная дамская спальня. Длинный стол чисто вымыт, и на нём стоят собранные в кружок какие-то блюда и миски. По каменной стене, снизу вверх, катится едва заметное марево – воздух, нагретый от работающих скрытых печей. Покой. Тишина. Моя собственность. Я вздрогнул от на мгновение охватившей меня сладкой дрожи.

Скрипнула и стала медленно отворяться высокая створка двери, и Готлиб, придерживая её, пропустил перед собой стайку маленьких кухарок. Впереди подскакивала на одной ножке Ксанфия. За ней Файна и Грета несли объёмистое деревянное корытце, в котором влажно блестели отмытые в ручье морковь и спаржа. Шествие замыкала важная Омелия, прижимающая к груди горшок с такой же влажной фасолью. Раскрасневшиеся, они с грохотом поместили свою ношу на стол и, повернувшись, уставились на нас весёлыми глазками, наполненными любопытством.

– Есть новости, – сказал я им. – На третьем этаже сейчас оборудуют красивый зал, где будут жить все дамы. Для вас имеются две просторные комнаты, и в каждой комнате – большое окно. Идите и осваивайтесь, а мы позаботимся об обеде.

С загоревшимися личиками птички припустили к так чудесно открывшейся сегодня двери. Омелия, остановившись на ходу, повернулась, быстро сделала книксен и умчалась.

Вошёл Носатый, принёс из фуражного воза очередную корзину. Поставил на стол.

– Есть неотложное дело, Носатый, – сказал я и неожиданно осёкся. Спросил задумчиво: – А как тебя зовут не матросы, а, скажем, родители?

Он удивлённо посмотрел и ответил:

– Иннокентий.

– Странное имя.

– Греческое.

– Не возражаешь, если я буду тебя по имени звать?

– Вполне… пожалуйста, никаких возражений.

Он немного смутился.

– Иннокентий. Есть неотложное дело: подняться на третий этаж и расконопатить и раскрыть окна и двери, какие укажет Эвелин. Потом вдвоём с Готлибом по лестнице внутри двора поднимите туда воду – сколько поместится в котлах в умывальных комнатах. И сколько бы ни подняли – через два часа заканчивайте: все соберёмся обедать.

Готлиб с Носатым, оживлённо переговариваясь, ушли. Но обещанных мною до обеда двух часов не получилось.

– Пойду повозки встречать, мастер, – вдруг сказал Тай.

– Какие повозки? – не понял я.

– Брёвна везут. Сейчас здесь будут.

И он быстро вышел.

– Откуда он знает? – удивлённо спросил меня Луис.

– Странным образом он чувствует весь замок, – понизив голос, хотя рядом никого не было, пояснил я. И добавил: – А вот времени на приготовленье обеда у нас не-ет…

И мы торопливо прошли к камину.

Здесь висел на крюке один только котёл, вода в котором, готовясь вскипеть, тонко пищала. Но ни спаржу, ни тем более фасоль быстро не приготовить!

– Добавь огня, – попросил я Луиса.

А сам прошёл к столу и быстро скинул крышки с корзин. Найдя то, что искал, взял корзину, упёр её, как Тай, в живот и подтащил к камину. Луис обильно набросал в огонь сухих веток, и вода уже закипала. Тогда я стал вынимать из корзины связки колбас и, отрывая их друг от дружки, бросать в кипящую воду. Сытный чесночный запах ударил из огненной пасти камина. Луис куда-то быстро отошёл. И не обнажил я ещё дна корзины – он уже стоял рядом и протягивал мне соль и травы. Тут же полетели в котёл горсть соли, наскоро поломанный и растёртый сноп укропа, три сушёных перца и горсть индийских пряностей. Снова ударила волна вкуснейшего аромата.

– Что же это за чудеса! – послышался вдруг от двери громкий голос. – Словно в кухне у падишаха!

Я наскоро отхлопал с ладоней остатки пряностей, быстро подошёл и пожал Ярославу руку.

– Не предполагал, что так быстро приедете, – сказал я ему. – Готовим наскоро.

– Но что это за волшебный такой запах?

– Индийские пряности, – пояснил я. – Горсть бросил для вкуса.

И показал бочонок, привезённый из недавнего плавания. Ярослав всмотрелся, понюхал. Выпрямился и сказал:

– У нас в Москве это продают крохотными щепотками, как лекарство. И за безумные деньги.

– Да? – не очень удивлённо удивился я. – Дарю пять бочонков. Будет чем, когда вернёшься, поторговать.

– Слишком… – растерялся Ярослав, – щедро.

Я взглянул ему в глаза, понизил для весомости голос и сказал:

– У меня их три сотни.

– Тогда… Я помогу тебе выгодно продать их в Москве.

Снова хлопнула дверь, и я, наскоро поклонившись, пошёл навстречу к приехавшим. Двое англичан – возницы, и двое русских – высокие, кряжистые, обладатели густых буйных бород. В руках они держали по небольшому бочонку.

– Глеб, – басом, но неподражаемо дружелюбно представился один из них.

– Фома, – представился так же второй.

– Томас, – слегка поклонился я и жестом указал на стол. Гости сели и выставили бочонки на стол.

– Что там? – поинтересовался я, чтобы определить, будет ли их содержимое созвучно колбасам.

– Солёные грузди, это такие грибы, – сказал Ярослав, сбивая обруч и поднимая крышку.