Жан Лаффит - Командир Марсо

— Она говорила лучше всех, — высказывается Александр, чувствуя себя в кругу друзей. — За исключением тебя, конечно.

— Не валяй дурака. Я еле лыко вязал. А она, прямо скажу, — настоящий оратор.

— Что мне понравилось в ее выступлении, — говорит Булен, — так это то, что она без всяких обиняков бросила правду в лицо всем этим коллаборационистам и кагулярам. Костдуа это явно пришлось не по нутру, вы сами сейчас слышали.

— На мой взгляд, — вставляет Пейроль, — этого еще слишком мало. Среди них есть и такие — не буду называть имен, — кто во время войны здорово поднажился. Их тоже следовало бы разоблачить.

— Кого вы имеете в виду? — интересуется Лажони.

— Вы, я думаю, сами их знаете, пожалуй, даже лучше моего.

Жандарм делает выразительный жест.

— Не извольте беспокоиться, все это утрясется. Скоро мы увидим, как они начнут строить дома, покупать землю… Вот тогда-то сразу и выловим спекулянтов…

— А их немало, — говорит Пейроль. — Стоит только вспомнить обо всех этих сброшенных на парашютах грузах, которые не дошли до партизан! Там было не только оружие, но и деньги, кофе, масло… И все пошло «налево».

— Все это присылалось из Лондона, — вставляет Александр, — а, как говорят англичане, дело прежде всего…

— У нас здесь тоже имеются такие, кто ловко обделывал свои делишки, — говорит Серве, — хотя бы этот владелец галошной мастерской. Лучше бы он вчера вечером не распространялся так много насчет жертв…

— Я не думаю все же, чтобы он использовал сброшенное на парашютах для своих личных целей, — высказывает мнение Лажони.

— Однако он нажил кое-что за это время. До войны у него было всего одиннадцать рабочих, а теперь их уже двадцать пять или даже тридцать. Неизвестно, как это он сумел словчить…

— Да, не все участники Сопротивления такие, как Пораваль, — подает реплику Пейроль. — Этот действительно чист.

— И заслужил свои погоны.

— Если бы он остался на своей лесопилке, то мог бы сколотить капитал, как многие другие.

— Внимание! — предупреждает Александр. — Кто-то идет.

В дверь заглядывает парнишка — племянник Пейроля.

— Хозяйка велела узнать: ты еще долго здесь будешь?

— Минут пять, не больше, — отвечает булочник.

Побрившись, он задерживается еще на добрых четверть часа и, уходя из парикмахерской, напоминает Серве:

— Мы вас ждем к себе, доктор. Не забыли?

Фернанда Пейроль, взволнованная, мечется по дому. Обед уже готов, а еще не все гости собрались. Вдвоем с соседкой, пришедшей помочь ей в стряпне, она в последний раз проверяет меню:

— Для начала у нас вермишель, по две порции, конечно. Затем будет вареная говядина. Только не кладите, пожалуйста, слишком много гарнира… Дальше куры… Потом телятина с грибным соусом… После этого жареные утки… Тут мы дадим гостям небольшую передышку. А в заключение вы подадите гусиную печенку с салатом… Конечно, недостает еще жаркого из баранины. Господин Мерло не смог во всей области найти для меня даже маленькой бараньей ножки. А всё эти немцы: понадобилась им шерсть, ну и угнали всех баранов…

Конечно, теперь, при карточной системе, Фернанде Пейроль не удалось достать всего, чего ей хотелось, чтобы угостить своих гостей так, как это издавна принято в провинции Перигор. Званый обед, как его здесь называют, является обычно целым событием и связан с самыми торжественными моментами в жизни. Чтобы быть достойным этого названия, он должен напоминать обед в стиле Пантагрюэля. Такое угощение — предмет мечтаний жителей городка и полностью гармонирует с гасконской страстью к большим масштабам.

— Давайте распределим места… Роз и Соланж сядут по обе стороны около моего мужа… Господин Серве и Пикмаль — около меня… Беро и Поль — друг против друга, они помогут наливать вино… Дедушка сядет между Беро и Пикмалем. Поль — рядом с Соланж…

Фернанда, точно капитан боевого корабля, делает последний смотр перед боем: проверяет приборы, бокалы, салфетки, блюда, стопки запасных тарелок, десертные фужеры, вазы для фруктов, большой кофейник… Сегодня все ее запасы сильно поубавятся, но в такой вечер просто грешно думать об экономии.

— Итак, нас будет десять человек… Четверо своих… Роз… Соланж… Вот беда, а мальчугана-то забыли! Скорее, сюда еще прибор… Подумать только, мой почтенный супруг никак не кончит бриться!

Пока идут все эти приготовления, Пикмаль составляет компанию деду, который, усевшись в пекарне, следит за утками, поставленными жариться в печь. Соланж в кухне всячески старается помочь Фернанде. Роз, сидя у двери, беседует с Полем Пейролем и Беро.

— Как жаль, что нет с нами остальных товарищей! — говорит Беро.

Несколько недель прожили вместе мушкетеры, объединенные общей борьбой с врагом, и вот теперь для них пробил час разлуки.

Атосу не терпелось поскорее повидать жену и четырех ребят, и на другой же день после парада в Бержераке он вернулся к себе в гараж. Беро и Пикмаль, считая свою задачу выполненной, возвращаются к земле, где их ждет привычная работа. Поль намерен остаться в армии до конца войны…

Остальные — д'Артаньян, Парижанин, Портос, Людвиг — уже проследовали с полком Пораваля в длинной колонне грузовиков, легковых машин и мотоциклов по дороге в Бордо.

Взамен нескольких человек, вернувшихся к своим очагам, в отряды Ф.Ф.И. влились новые, более значительные пополнения. Все военные силы Дордони объединены теперь в 6-ю бригаду Ф.Ф.И. Поговаривают даже о восстановлении прежних полков — 108-го бержеракского, 26-го пехотного…

Беро предается воспоминаниям. Он рассказывает о том, как отправился в партизанский отряд в день высадки союзников, как проходил через Палиссак… Завтра ему предстоит такая же дорога — только в обратном направлении, в компании с Пикмалем, которому с ним по пути.

Роз сообщает им о том, что произошло в Париже.

— Вы знаете, восемь дней назад Центральный комитет партии призвал парижан к восстанию. Соорудили баррикады, шли уличные бои…

— Эти парижане все же молодцы, — говорит Беро. — О них не так часто слышно, зато стоит им взяться за дело — сразу же все забурлит.

Вернувшись от парикмахера, Жозеф Пейроль приглашает всех к столу. Поднимается шум, разговоры, переставляют стулья, и пока все рассаживаются, подходит и доктор Серве.

Фернанда поспевает всюду и внимательно следит за тем, как развертываются «боевые действия»… После обычного в начале еды затишья понемногу завязываются разговоры… Сперва о самом обеде: он превосходен, но чересчур обилен. Жозеф Пейроль, чувствующий себя в своей стихии, откупоривает первые бутылки. Все чокаются и пьют за победу, за быстрое окончание войны… Становится жарко, и мужчины, по предложению доктора Серве, снимают пиджаки.