Григорий Василенко - Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К°

Кончился лес. Мы залегли на поле, на котором летом рос высокий бурьян. Над нами, как мне показалось, подолгу висели яркие ракеты. Косые нити дождя тихо шумели над ничейной землей. Я успел сориентироваться по высокому бугру за немецкими окопами, на котором одиноко торчал покосившийся телефонный столб. Мы должны были выйти правее бугра, о чем и сказал старшему лейтенанту, как только погасла очередная ракета. Вновь застрочили вражеские пулеметы. Им ответили наши. В ту и другую сторону неслись снопы трассирующих пуль. Прижимаясь к земле, мы все ближе подбирались к низине, где не было сплошных немецких траншей, иначе их неминуемо залила бы вода. К такому выводу я пришел, ежедневно наблюдая со своего ротного НП тот участок, где намечался прорыв вражеской обороны. К этому-то месту, которое начальник штаба назвал дырой, мы и вели чекиста. Я знал там каждый бугорок. Справа и слева от нас раздавались хлопки немецких ракетниц. Мертвый свет заливал низину. На это время группа, прижимаясь к земле, замирала. До нас долетал неразборчивый, чужой говор. Чекист лежал между мной и старшим лейтенантом. Дальше ему предстояло ползти одному, а мы должны прикрыть его огнем, если возникнет нужда.

Старший лейтенант тронул чекиста за плечо, и тот сразу исчез в кромешной темноте. Мы лежали на прежнем месте, пока к нам не подполз начальник особого отдела и не сказал, что можно возвращаться.

У меня не выходил из головы человек, ушедший в тыл к гитлеровцам, но говорить о нем не решался. Потом все же спросил у разведчика, кто он такой?

— Оперуполномоченный, — ответил старший лейтенант.

— Я предпочитаю открытый бой, — сказал я.

— Работа у них такая, — проронил разведчик, — чекистская...

Когда я закончил этот рассказ, Андрей Карпович заметил, что бывало и такое. Распространяться не стал. И когда я напомнил об аресте шпиона в Новороссийске, он загадочно сказал:

— То длинная история.

— Я готов выслушать, Андрей Карпович. Для дела надо...

Он показал мне глазами на жену и дочь и сразу заговорил о винограде.

— Ото, я за ним весною как поухаживаю, так и на все лето. «Изабелла» — неприхотливый сорт. А осенью полно винограда...

Выждав время, когда жена и дочь вышли с посудой на кухню, Андрей Карпович тихо проронил:

— Могу дать кое-какие пояснения. В следственном деле всего не запишешь. Там доказательства. А вот как оно было — я знаю, хотя специализировался долго по части борьбы с бандитами, побывал даже в Константинополе. Как полагаю по своему разумению — ото, полезно знать молодым.

Когда с закусками было покончено, хозяин объявил, что чай он не пьет.

— Вода так она и есть вода, — сказал с усмешкой Андрей Карпович. — А у вас там, в средней полосе России, я знаю, без чая жить не могут, особенно в Туле. Засядут за самовар — и на весь вечер...

Провожая меня на улицу, Андрей Карпович пообещал ответить на все интересующие меня вопросы по делу, которое я начал читать.

В свое время газеты Америки облетела статья: «Требуются первопроходцы для Сибири», призывавшая рабочих поддержать русскую революцию — поехать в Сибирь на строительство заводов, шахт, фабрик.

Рабочие и специалисты откликнулись на этот призыв. Много иностранцев трудилось в Кузбассе и других местах. Германская разведка не упустила этот канал для засылки в Сибирь под видом специалистов своих шпионов.

После этого вступления, изредка посматривая на меня из-под мохнатых бровей прищуренными глазами, Андрей Карпович рассказал о том, как в Шипуновский зерносовхоз из далекой Америки приехал специалист-механик по сельскохозяйственным машинам Хорст Кемпке. Трудился там не один год исправно. В Америке он жил еще под фамилией Гельзинг, под которой до революции шпионил в России.

Перед отъездом в Сибирь он стал Кемпке, но ему сказали, что в России следует добыть новый паспорт.

До лета 1933 года его никто не торопил и никакой информации от него не требовал. Он только сообщил тайнописью в германское посольство в Москве о своем местонахождении, подписавшись «Майклом», как и было обусловлено. Временами Кемпке терял всякую надежду найти новые документы, хотя делал все от него зависящее, упорно прислушиваясь ко всем разговорам, присматриваясь к каждому, с кем приходилось встречаться, чтобы найти нужного человека.

Однажды в отдаленном районном центре он встретился с администратором передвижной цирковой труппы, разъезжавшей по таежным селам. Кемпке поинтересовался у него, нет ли в труппе земляков-эстонцев, а потом уже, выполняя наказ своего директора, пригласил труппу в совхоз. О программе циркового представления и его заработках Кемпке вести разговор не стал, а разгадав в администраторе предприимчивого человека, повел с ним окольную беседу, из которой тот понял, что иностранцу нужен паспорт.

Кемпке заверил собеседника, что за суммой он не постоит. У администратора на сей счет глаз тоже был наметан. Он безошибочно определил, что клиент — подходящий и можно крупно заработать.

Кемпке по содержанию разговора понял, что имеет дело с уголовником, но другого выхода у него не было. Имени своего он не называл, своего адреса не давал, только намекнул, что не собирается задерживаться в Сибири. Администратор с пониманием отнесся к просьбам и намерениям незнакомца, заявив, что в подобных ситуациях ему приходилось бывать, но поторговался и даже просил задаток. Он очень нуждался в деньгах. Это уловил Кемпке и, отсчитывая задаток, подразнил его своими финансовыми возможностями.

Договорились встретиться через месяц на железнодорожной станции.

...Скорый поезд остановился у платформы небольшой железнодорожной станции. К станционным постройкам темной стеной подступала тайга, а дальше, в дымке, как в легком тумане, громоздились сопки. Кемпке сидел в общем вагоне у окна и смотрел на платформу, по которой прогуливались пассажиры. Среди них мелькал и его сосед по купе, администратор — высокий мужчина, примерно его лет, непоседа и балагур. Они ехали вместе совсем немного, но он столько наговорил ему разных невероятных историй, что порядочно надоел молчаливому, всегда сосредоточенному Кемпке. Торгуясь, администратор предлагал сыграть в «двадцать одно», но Кемпке не играл в эту странную для него игру и вежливо отказался. Он попросил показать паспорт и только за это выложил по требованию администратора двадцать пять рублей. Любитель карточной игры, представившийся Викентием, пошел по вагону и подолгу просиживал в разных купе в компаниях, показывая свое виртуозное владение картами.

На остановках, проходя мимо окна вагона, Викентий махал Кемпке рукой, на которой красовались большие часы с металлической решеткой, предохранявшей стекло, что-то говорил ему, но окно было закрыто плотно и Кемпке не понимал его, так же как не разобрался, куда и зачем он едет, хотя осторожно пытался выяснить. По всему тому, что рассказывал Викентий, Кемпке сделал вывод, что он довольно тертый калач, местный житель, хорошо знающий дальневосточный край.